– Не смущайтесь моим присутствием, девочки, – пленник уже рыдал от смеха. – Я подожду!
Аори поспешно схватилась за продетый в брюки ремень. Она и впрямь готова на все, готова исполнить любое, самое безумное желание… Вот только хочет ли этого сама?
Сжавшись в несколько раз, хаути присосался к пояснице у самого позвоночника, напоминая уродливое родимое пятно. Один щелчок пальцем – и паразит отвалился, тяжелый, как камень, и такой же живой. Сиэ раздавила его каблуком без всякой жалости.
– Я же обещала, что все будет хорошо.
Аори спрятала лицо в ладонях, и измененная сгребла ее, словно ребенка, и прижала к себе, баюкая.
– …подвела тебя, – глухо прозвучало из подмышки Сиэ. – Опять все испортила.
– Да неужели? – она смотрела поверх головы подруги. – А мне вот кажется, кто-то очень хотел отомстить измененным. Очень.
– Готов?
Аори ужом вывернулась из рук подруги и вскочила. Как давно Тавир здесь? Судя по вопросу – только что явился, беззвучно, словно призрак.
– Полностью, – спокойно ответила Сиэ.
Полумайд обошел ее по широкому кругу, не отводя взгляда от грызущего губы пленника. Слова так и рвались, так и рвались, но он удерживал их внутри, терзая собственную плоть.
Опустившись на колено, Тавир мазнул пальцами по пятнышку крови на полу и прикоснулся к ним кончиком языка, пробуя. И, резко вскинув голову, уставился на длинноволосого. Бледные губы разошлись в широкой многообещающей улыбке, и пленник едва сдержал крик, рассмотрев короткие белоснежные клыки.
– Приступай.
– Погоди. Аори…
– Конечно же, должна уйти, – вздохнула изменяющая.
– Ты можешь остаться, хоть я и против. Услышать все, что он скажет, и влипнуть еще и в этот мир. Хочешь?
Аори молча покачала головой.
– Я верю тебе, Сиэ. Верю.
– Я полагал, что Аори не будет отвлекаться, – заметил Тавир, когда она уже не могла услышать.
– Не будет, не будет, – насмешливо подтвердила измененная. – Я лишилась всего ради нее, и имею право пусть не на плату, но хоть на… удовольствие.
– Собираешься ей об этом напоминать?
– Иногда. Когда будет упрямиться.
Тавир без улыбки кивнул. Зная пристрастия Скверрти, возмутиться Аори может очень быстро.
Или нет. Чтобы сказать наверняка, надо знать, что нравится самой изменяющей, а такими данными Тавир еще не обладал.
– Тебе будет больно, когда она уйдет.
– Весьма на это рассчитываю.
Сиэ прищурилась, глядя вдаль сквозь Тавира, и он поежился под этим немигающим взглядом.
Размытое пятно солнца успело коснуться скалистого гребня, когда Шуким дал команду собираться. Мрачные арахи едва шевелились – выспаться в пропахшем дымом убежище, на закопченном песке вместо мягких ковров, не удалось никому. Тоо вовсю упражнялся в изощренной ругани, но особой пользы от его выразительной эквилибристики Аори не заметила. Разве что словарный запас увеличила, но благоразумно промолчала о своих успехах.
Украшенный кольцами повод мелодично звякнул, когда Шуким перекинул его через шею вожака. Ящер нетерпеливо переступил с ноги на ногу, всхрапнул, ожидая, что тоо взлетит в седло, едва коснувшись шипа на сгибе лапы, протяжно крикнет, и караван отправится в путь. Но друг почему-то медлил, напряженно разглядывая пахнущую другим миром чужачку. Та, не обращая внимания на суетящихся арахов, осторожно гладила вожака по чешуйчатой морде, несколько примиряя с фактом своего существования.
– Поедешь со мной, – решил Шуким, наконец. Придется следить сразу за двумя, но караван и так потерял ящера, и ослабить его еще больше попросту невозможно.
Аори удивленно вскинула на него взгляд.
– Мне все так же нечем заплатить.
– О, во имя Харру! Почему он вложил в твой рот слова, но не дал мудрости ими не пользоваться?
Аори невольно улыбнулась и почесала ящера за длинной колючкой на краю челюсти.
– Спасибо, тоо.
Ответ она не расслышала. Вожак внезапно вскинул морду, оттолкнув руку чужачки, и огласил окрестности рыкающим ревом.
Арахи едва ли не одновременно замерли, забыв о сборах. Выхватив сабли, Шуким развернулся на пятках, и следом за ним обернулась и Аори.
Ящер с опаленной огнем мордой застыл на вершине дюны, едва различимый на фоне темно-серого неба. Он застонал в ответ, виновато и скорбно. Песок осыпался под неуклюжими лапами, и беглец скорее съехал, чем спустился, к своей стае. Припадая на правую лапу, он доковылял до вожака и ткнулся лбом ему в бок. Черный рыкнул раз, другой, и, высунув длинный язык, принялся зализывать раны повизгивающего от боли сородича.