Глядя на вольноотпущенника, приказывающего слугам срочно убить приготовленного к массовым зрелищам льва и принести его шкуру, Андромен вдруг услышал слова, от которых у него похолодело в груди.
- Принесите из кабинета моего ученого дяди тигель, в котором можно расплавить эти статеры, и поставьте его на сцене! - распорядился Калигула. - Мы вольем золото в глотку меняле, осмелившемуся принять монеты оскорбившей меня Кесарии!
Широко раскрытыми глазами Андромен смотрел, как преторианцы скрутили руки приговоренному к такой жуткой смерти, и повели его на сцену.
Раб принес тигель и принялся разводить под ним огонь. Наконец, дождавшись, когда золото расплавится, вылил его в ковшик и поднес на вытянутой руке к меняле.
Один из преторианцев, заставил его опуститься на колени, другой, запрокинув ему голову, потянул за бороду, раздирая рот.
- А-аа... - завопил диким голосом меняла, и Андромен невольно проглотил слюну, словно все, что происходило на сцене было с ним.
Раздалось шипение, запахло паленым. Меняла захлебнулся в крике.
- Прекрасно! - одобрил Калигула, не сводя горящих глаз с распростертого тела, изо рта которого вытекала, застывая, густая и золотистая, словно весенний мед, жидкость. - Есть там еще что в ковше?
- Немного осталось - сообщил, заглянув через плечо рабу, Каллист.
- Отлично! - обрадовался император. - Как раз для нашего «Митридата»! Лепид,– позвал он, - если не ошибаюсь, Аквилии приходятся тебе дальними родственниками?
Доверяю тебе свершить правое дело мести. Возьми кого-нибудь в подмогу и озолоти этого варвара моей милостью, когда принесут львиную шкуру. А мы пока займемся Фальконом!
К остолбеневшему Андромену подошли двое преторианцев. Они скрутили ему руки, как недавно меняле, и повели на сцену. Лепид, Гетулик и еще один сенатор пошли за ними следом.
- Прекрасно, Фалькон! Вкусно? - как сквозь пелену, услышал Андромен голос Калигулы и, с трудом оторвав глаза от тигля, в котором снова плавилось золото, перевел их на сенатора.
- Да, величайший! - ответил императору Фалькон.
- А знаешь ли ты, что сейчас ел?
- Мурен, величайший!
- А известно ли тебе, - явно издеваясь над гостем, спросил Калигула, - чем были накормлены эти мурены?
- Наверное, тоже рыбой!
- Эта рыба, - произнес Калигула, с наслаждением выделяя каждое слово, - вчера утром называлась Публием Фальконом-младшим!
Сенатор медленно приподнялся на ложе.
- Что ты хочешь этим сказать?.. - смертельно побледнев, спросил он.
- А то, что ты сейчас сожрал своего сына! - захохотал император и стал кричать, проглатывая окончания слов: - Вчера, после казни, я приказал разрезать его на куски и накормить мурен, которых запекли мои повара специально для тебя! Не правда ли это было очень вкусно?!
С лица Фалькона сползла заученная улыбка.
- Нет, - прошептал он. - Ты не величайший... Не Юпитер… Не Цезарь...
Что? - задрожал от ярости Калигула.
Ты - чудовище... Мразь... Плевок на дороге, на который наступить и то противно!
- Херея! - закричал император. - В плети его! В плети!
Стоящий позади ложа Калигулы преторианец по знаку трибуна выхватил плеть и, подбежав к сенатору, полоснул его по лицу.
Сбей, с него всю гордость, только медленно, чтобы он чувствовал, что умирает! – вопил Калигула.
Да, я горд! - вскинул голову сенатор, и хотя удары сыпались на него беспрестанно, продолжал: - Горд, потому что у меня был сын, который не чета тебе! Он никогда бы не сделал со своим отцом то, что ты сотворил с Тиберием! Да, я последний свидетель, который знает истинную причину его гибели. Ты хотел запугать меня, заставить молчать. Но я скажу... Ты снял с него перстень, пока он еще дышал. А когда он стал сопротивляться... накрыл его лицо подушкой и...
- Убей его! - закричал Калигула, толкая вперед Херея.
Сверкнул кинжал и Фалькон повалился набок, зажимая рукой грудь.
и... задушил... - докончил он и замер.
Как прекрасен старик! - неожиданно услышал Андромен голос Гетулика. - Словно в старые добрые времена...
И мы бессильны были помочь ему... - в отчаянии сжал кулаки Лепид.
Бессильны? Ну, нет! - покачал головой Гетулик. – Дай мне только возвратиться к своим легионам...
И мы сбросим его! - порывисто ухватил его за руку Лепид.
Не сомневаюсь... Слабая надежда мелькнула в голове Андромеда. С трудом оторвав глаза от тигля, в котором уже теряли свои очертания золотые статеры, он обратился к Гетулику:
- Я все слышал... И я не рассказал Калигуле о вас, Только спасите меня! Убейте его сейчас же...
Заговор начальника верхнегерманских легионов Гнея Лентула Гетулика был раскрыт и жестоко подавлен в 39 г.
Чем? Вот этими руками? Во дворце - тысяча преторианцев, - с горечью усмехнулся Гетулик и внимательно посмотрев на Андромена, тихо сказал: - Могу лишь отплатить услугой за услугу. Расплавленное золото, конечно, не самый лучший в мире напиток.
Но я помогу тебе избежать участи попробовать его на вкус. Мы задушим тебя перед тем, как Марк зальет им твое горло.
Гетулик шепнул что-то на ухо сенатору. Тот согласно кивнул.
Аидромен закрыл глаза, поняв, что это конец. Он даже не видел, как кто-то внес в залу шкуру льва. Только почувствовал ее, остро пахнущую звериным потом и кровью у себя на голове.
- Митридат, настоящий Митридат в образе Геракла! - словно из тумана доносился до него голос Калигулы, которому вторили льстивые римляне:
- Только Юпитер Латинский может так достойно отомстить обидчику за своих соотечественников!
- Он - само совершенство!
- Он - выше бога!
- Начинай! - нетерпеливо закричал Калигула. - Да лей медленно, чтобы чувствовал, что умирает!
Через толстую львиную шкуру Андромен почувствовал на своей шее пальцы сенатора. Вскрикнул рядом обожженный раб, подавая Лепиду ковшик с расплавленным золотом. Где-то совсем уже далеко отрывисто хохотал Калигула...
Гетулик не обманул его. Пальцы сенатора сжались до того, как ковшик коснулся его губ. Задыхаясь, Андромен услышал слова Марка:
- Нет, Гетулик, беда нашего народа не в болезни Калигулы, а в нас самих...
Тьма, как бескрайнее море в осеннюю безлунную ночь, надвинулась на Андромена, и вдруг взорвалась громким криком:
- А ну стой!
«Кто это? Что?.. - возвращаясь к действительности, не понял Андромен. - Ах, да... это чудовище...»
Львиная шкура упала с его головы, и он увидел Калигулу, уставившегося своими безумными глазами на бледного сенатора.
- Перехитрить меня вздумал?! Так захлебнись этим золотом сам!
Преторианцы оттолкнули в сторону Андромена и принялись за сенатора. Снова раздалось уже знакомое шипение и дикий крик.
Насладившись страшным зрелищем, Калигула приказал наполнить свой кубок до краев и, медленно осушив его до дна, вспомнил, наконец, об Андромене.
С минуту он смотрел на него, как бы прикидывая, что с ним делать и вдруг прищурился:
- А этого доставить в гавань целым и невредимым! Пусть плывет в свою Кесарию и передаст Митридату, что всех кесарийцев заодно с их царем ждет то, что он видел у меня во дворце своими глазами!
Всю ночь Трифон простоял на палубе, проклиная любопытство и тщеславие своего земляка. Лишь под утро, не сразу признав в поднявшемся на судно седом человеке Андромена, он, наконец, смог отдать приказ сушить якорь. Матросы поставили паруса, и триера, выйдя из гавани, взяла курс на бесконечно далекую Кесарию, которую, по примеру своего славного предка, осмелился поднять против всесильного Рима молодой правитель боспорского царства Митридат.