Как думаешь, обрадуется ли он такому подарку, как скажем, небольшой дворец или… перстень с моим изображением?
Губы могучего преторианца презрительно дрогнули, но он тут же взял себя в руки и почтительно поклонился императору:
- Думаю, мой начальник будет счастлив получить от тебя любой подарок!
- Хорошо, иди! - кивнул Тиберий и, проводив глазами охранника, снова задумался.
«Антония права, представляю, что творится в Риме, если даже рядовой преторианец уже почти не скрывает своих чувств ко мне... Но у меня еще есть время! – понял он. - Иначе этому громиле незачем было бы сдерживать себя. Подошел бы ближе, положил свои ручищи мне на горло, и... Ах, Сеян, Се ян! - в который уже раз покачал он головой. - Ведь мы же с тобой делали одно дело с той лишь разницей, что ты старался для себя, а я - для своего единственного внука!»
Тиберий порывисто встал и вновь взволнованно заходил по спальне.
Все семнадцать лет своего правления он был занят тем, что расчищал путь к власти своему родному сыну, а после его смерти - внуку. Серьезным препятствием в осуществлении замысла была семья Германика, связанная с Августом кровным родством.
И он убирал одного за другим ее членов руками Сеяна, абсолютно уверенный в надежности префекта претория. Так как же случилось, что Сеян предал его?
Тиберий замедлил шаг и прищурился на замершие огоньки канделябра, вспоминая события почти уже двадцатилетней давности, 1 Германик - старший сын Антонии, усыновленный по приказу Августа Тиберием, был отравлен наместником Сирин Пизоном в 19 г.
Нерон, Друз и Гай - сыновья Германика и Агриппы Старшей, главные претенденты на императорскую власть.. Последний, после смерти Тиберия, действительно станет императором и войдет в историю под именем Калигулы «Самая непостоянная на земле вещь - это огонь, - с возрастающим раздражением подумал он. - Ему все равно где гореть: в светильнике у колыбели новорожденного, в жалкой могиле бедняка или на погребальном костре императора! Была бы только подходящая пища...»
Августа, вернее то, что осталось от его семидесятилетних радостей, надежд и мучений, этот огонь испепелил в каких-нибудь полчаса... Казалось, что он, Тиберий, глядя на тот погребальный костер, должен быть на вершине счастья. И потому, что власть наконец перешла к нему. И потому, что умер человек, который всю жизнь унижал его: вынудил восемь бесконечно долгих лет прожить в добровольном изгнании на Родосе, заставил развестись с любимой женой и жениться на своей дочери - развратной Юлии...
Сорок лет ждал он изо дня в день этого часа. Засыпал и просыпался с надеждой. А дождался - счастья и не было. Был лишь жгучий стыд после оглашения завещания, от которого у него запылали щеки.
Столько лет прошло, удивился Тиберий, а до сих пор он слово в слово помнил начало завещания, которое во всеуслышанье зачитал вольноотпущенник:
«Так как жестокая судьба лишили меня моих сыновей Гая и Луция, пусть моим наследником в размере двух третей будет Тиберий Цезарь», Даже в своем последнем слове к живым Август не забыл напомнить, что он, Тиберий - его пасынок, продолжая унижать и после своей смерти.
Если бы не Сеян, не продержаться бы ему тогда у власти и полугода... Именно Сеян сумел вовремя раскрыть заговор знатнейшего из римлян Луция Либона. И Сеян - он не кривил душой, когда говорил об этом Макрону - помог ему усмирить восставшие в Паннонии легионы. Одним воинам через своих агентов он удачно истолковал лунное затмение, как неблагоприятный знак для восстания. Других - запугал. Третьим пообещал вдвойне выплатить задержанное жалованье. Но главное - Сеян вовремя угадал его ненависть к Германику. .
Одно упоминание этого имени вызвало в Тиберии вспышку ярости. Он упал на ложе и, стиснув кулаки, принялся колотить ими по пуховым подушкам.
Да, Германик однажды отказался от императорской власти, которую настойчиво предлагали ему германские легионы. Но была ли гарантия, что он стал бы поступать так и впредь? Тогда Сеян, как обычно, не предлагая открыто убийства, вскользь заметил, не слишком ли привязан народ к его приемному сыну Германику? И он тоже, будто обмолвившись, ответил: Гай и Луций Цезари - родные внуки и приемные сыновья Октавиана Августа, умершие в юношеском возрасте.
«Пожалуй, что слишком».
После этого он перевел разговор на последнее представление в театре, говорил о непомерно высоких ценах на коринфские вазы, о других незначительных делах, зная, что участь Германика уже решена.
И действительно, не прошло и трех месяцев - обычного срока действия медленно убивающего яда - как из далекой Сирии пришла весть о безвременной кончине его главного конкурента. Вот какого префекта претория послала ему судьба! Так, когда же Сеян предал его?..
«Да, - медленно встал с ложа Тиберий и подошел к столу, тронув письмо Антонии. - Сеян ни разу ни на чем не настаивал. Он лишь сеял в меня семена подозрений и ждал, пока они прорастут и созреют, не зная, что поле моей ненависти давно уже колосилось, и мне нужен был только толковый жнец. Сеян умел быть таким. Он обладал редким даром терпеть и выжидать подходящий момент. И это тоже роднило нас с ним...»
За окном заворочался, приближаясь, дальний гром. Полыхнула одна молния, другая...
Тиберий испуганно отшатнулся от стола, торопливо просеменил в угол и надел на голову лавровый венок.
«Ах, Сеян, Сеян, - возвращаясь к столу, подумал он. - Трудно мне будет без тебя свалить оставшихся членов семьи Германика. Трудно? - вдруг улыбнулся он неожиданной мысли. - А может наоборот легко? Я ведь тогда смогу все свалить на заговор Сеяна и одним ударом расправиться со всеми!»
Молнии вспыхивали и гасли одна за другой. Гром грохотал уже почти беспрерывно.
Но Тиберий больше не обращал никакого внимания на яростные удары стихии, казалось, сотрясавшей весь его остров с двенадцатью - по числу главных богов на Олимпе
- дворцами, гаванью и скалами.
Император снова сидел на ложе, подтянутый, статный, как в молодые годы, и заворожено глядел на огоньки. Словно приглашал их за собой в опасный путь, откуда для него, возможно, уже не будет возврата. Губы его чуть заметно шевелились. Со стороны могло показаться, что Тиберий читает молитву. Но на самом деле он размышлял, как ему выйти победителем в явно неравной схватке. И лучшего способа одолеть Сеяна, чем его же собственным оружием - умением усыплять бдительность противника и действовать исподволь, он не видел, «У Сеяна теперь есть все - сведенные по моему эдикту в единый лагерь преторианские 1 Несмотря на то, что Тиберий мало почитал богов, веря в одну судьбу, всякий раз при грозе он надевал лавровый венок, надеясь, что это убережет его от карающей молнии Юпитера. когорты, раболепие сената, поддержка всадников и армии, - прикидывал он, задумчиво разглядывая лист пергамента. – А у меня - ничего, кроме этого письма Антонии о злонамерениях Сеяна... Да, но оно может перевесить и легионы, и сенат, и армию... Надо только разумно использовать это единственное мое преимущество!..»
III Через три часа Тиберий уже знал, что ему надо делать. Едва только Макрон вновь переступил порог его спальни, он стал отдавать приказания коротким и понятным языком, как в дни далекой молодости, когда он был удачливым и решительным полководцем.
- Немедленно отправляйся в Рим. Если Сеян спросит зачем, намекни, что я послал тебя за подарком ко дню его рождения.
Макрон понимающе кивнул.
- В Риме обойди все лавки. Выбери самое лучшее и дорогое, что в них есть: эллинские статуи, золотую посуду, драгоценные камни, украшения…
Макрои опять кивнул, но уже не так уверенно.
- ... и подари их сенаторам и всадникам! - сделав многозначительную паузу, докончил Тиберий. - От моего имени.