Примечание. В этот вечер отец рассказал нам историю спасения грудного ребёнка, которая легла в основу моего очерка «Мать».
Долгими зимними вечерами чаще всего мы заводили разговор о войне. Это не удивительно: она была у всех на слуху, потому что закончилась не так давно. Нам было интересно слушать военные истории.
Осознавали мы это страшное слово «война» так, как сейчас в зрелом возрасте?
КОНЕЧНО, НЕТ!
Понимали мы цену великой победы?
КОНЕЧНО, НЕТ!
Папка больше рассказывал смешные случаи из военной жизни. Иногда наперебой со своим фронтовым другом Сычёвым Александром Степановичем, который впоследствии стал нам всем четверым крёстным отцом.
Слушая истории, мы смеялись, удивлялись находчивости нашего солдата.
Предо мною крупным планом лицо моего отца Войтенок Фёдора Иосифовича. Не портрет до пояса, а именно лицо, правильной овальной формы, — красивое, смуглое, на котором вблизи заметны следы военных пожарищ. А ещё я вижу большие глаза — светло-карие, искрящиеся.
Взгляд моего отца никогда не был вялым, враждебным или оробелым. В минуты нашей детской провинности этот взгляд заставлял нас незамедлительно сознаться и раскаяться в содеянном. Я не помню, чтобы папка разговаривал с нами в повышенном тоне. Он так и остался командиром до конца дней своих — строгим, справедливым, ответственным, грамотным, который считал своим долгом быть впереди, быть там, где опасно и нести на себе огромный груз ответственности за будущее своей страны, как бы это пафосно ни звучало. Об этом всегда вспоминают старожилы, когда я приезжаю на малую родину. Меня радует светлая память о моих родителях.
Вот я и отвлеклась от темы, ради которой взялась за перо. Но упоминание об отце вполне справедливо, он немного рассказывал о военных дорогах, хотя они оказались у него очень длинными — с потерями, утратами, с пролитыми слезами и кровью.
Я и сейчас вижу его мокрые глаза, которые он старался спрятать, отворачивая от нас лицо, слышу скрип зубов, которым он останавливал слёзы, когда рассказывал о своих товарищах, о своём командире, прошедшем всю войну и застреленном в феврале 1945 года «свитой», возвращающейся с очередной гулянки из ближайшего медсанбата с генералом Черняховским. Но об этом позже.
Сейчас я расскажу о моральной готовности наших солдат к страшной войне, о чём писали в своих воспоминаниях бывшие фронтовики, такие как Гранин Д. А.
«…Мы встретили её не только слабо вооружёнными, но и морально безоружными… Перед самым началом войны министр иностранных дел Германии Риббентроп, обнимался с нашими руководителями. Мы проходили в школе Карла Либкнехт, Розу Люксембург, Эрнста Тельмана!»
Примечание. Гранин пишет, что ушёл добровольцем (Это 1919 года рождения?). Я просмотрела множество документов об участии в боевых действиях лейтенанта Гранина и ничего не нашла. Он, как и некоторые другие, взялись за военную тему на девятом десятке жизни, якобы всё осознав. В девяносто лет?.. И никто их фронтовиков уже не сможет сказать: «Тебя же там не было!»
Моего отца призвали в Красную армию в марте 1940 года. Служил он в 12 танковом полку Московской пролетарской дивизии. В апреле месяце он принял присягу. По словам отца, который вскоре попал в «учебку», их учили уважать немецких друзей. О Германии политическое руководство армейской части всегда говорило с уважением. До армии отец заведовал избой-читальней в сельском клубе, проводил занятия о немецких братьях по классу.
Но злость и ненависть пришли сразу же, как только объявили, что этот «друг» вероломно напал на страну, которая была погружена в мирный сон. Потому что спящего, безоружного может убивать только самый ничтожный хищный зверь.
Я думаю, что любовь к Родине (народу) передаётся с молоком матери, как и ненависть к тем, кто посягает на жизнь этого народа. Существуют и другие характеристики, передающиеся по наследству, такие как предательство, изворотливость, лживость и т. п.