Итак, Вероника Полонская сидит на диване, не поддавшись ни на какие уговоры. А Маяковский, исчерпав все доступные ему резоны, решается на последний довод: достает восьмизарядный пистолет с единственным патроном, направляет на нее, грозит двойным убийством, но, прежде чем она поймет, что происходит, упирает ствол себе повыше левого соска, спускает курок и падает на пол с лицом, обращенным к ней.
Прирожденный игрок, Маяковский допускал вмешательство судьбы, как в «русской рулетке», когда в барабане револьвера оставляют один патрон, втемную прокручивают барабан и нажимают на спусковой крючок. В пистолетах нет барабана, но при одном патроне сохраняется шанс на осечку. По меньшей мере, дважды осечка спасала Маяковского. Однако судьба не только переменчива, но и предусмотрительна. Кто знает, от чего она уберегла самоубийцу.
Хлопоты о прахе
Итак, в полдень тело Маяковского перевезли на санитарной машине в Гендриков переулок. По крутой деревянной лестнице подняли на второй этаж, через столовую внесли в дальнюю угловую комнату, которую занимал Маяковский, и уложили на кушетку. Покойник застыл лицом к стене, вернув себе предсмертную позу. В столовую, в комнаты отсутствующих Лили Брик и Осипа Брика набились друзья, коллеги, знакомые. Пришли мама и сестры. Борис Пастернак потерянно бродил из комнаты в комнату, натыкаясь на знакомых и незнакомых людей. Позже он отозвался на смерть Маяковского стихами:
Тетраптих — это поэма «Облако в штанах», в которой Маяковский представился так:
В половине седьмого скульптор Константин Луцкий[96] снял посмертную маску и сделал слепки с кистей рук Маяковского.
В восемь часов появились сотрудники Института мозга. Отпилили свод черепа. Сдвинув кожу с волосами на лицо, вынули мозг и вернули кость и волосы на место.
Когда приехал скульптор Сергей Меркуров[97], лицо под руками уже ходило ходуном.
Общими усилиями покойнику сломали нос и ободрали скулу.
В полночь гроб с телом Маяковского увезли на грузовике в Клуб писателей. Юрий Олеша стоял в кузове, и, когда касался гроба, краска липла к рукам.
На три дня растянулось прощание — ждали возвращения из-за границы Бриков. А лицо Маяковского катастрофически мертвело. «С каждым часом он меняется. Что будет завтра — жутко подумать», — писала Е. А. Санникова[98] мужу, поэту Григорию Санникову[99]. Приезжали гримеры из Большого театра, но мало чем могли помочь.
Перед самыми проводами в зале остались только родные, близкие и, конечно, товарищи по официозной Российской ассоциации пролетарских писателей, куда Маяковский вступил двумя месяцами раньше, разругавшись с многолетними соратниками-лефовцами. Поднесли крышку, попытались закрыть гроб — гроб не закрывался. Двигали ее взад-вперед, из стороны в сторону — результата никакого. Тогда подошел Юрий Либединский[100], прозаик, друг Александра Фадеева[101], тоже рапповец, налег изо всех сил. Внутри что-то хрустнуло — крышка села на место.
В Донском крематории по пропускам можно было спуститься к термической камере и через иллюминатор наблюдать за сожжением трупа. Борис Ефимов[102] рассказывал, как мгновенно вспыхнули волосы на голове Маяковского. От адской жары стали сокращаться мышцы — туловище, руки, ноги задергались. Лиля Брик в ужасе закричала:
— Его сжигают живым!
Поначалу урну с прахом держали на столе в закрытой комнате крематория. Встав на табурет, можно было через стекло вверху заглянуть внутрь. После высокой сталинской резолюции ревностные поклонники Маяковского обратились наверх за разрешением замуровать урну в Кремлевскую стену. Отказ был обоснован ссылкой на самоубийство.
Тогда Всеволод Мейерхольд, строивший свой театр на Триумфальной площади, пообещал установить на куполе театра памятник Маяковскому, а в фойе — урну с прахом. Но Мейерхольда арестовали раньше, чем театр был достроен.
Только через сакральные для автора «Облака в штанах» двадцать два года, прошедшие после смерти, в мае 1952-го, неприкаянный прах был перенесен из крематория на Новодевичье кладбище и зарыт в землю.
96
Луцкий Константин Леонидович (1882–1954) — скульптор; 14 апреля 1930 до вскрытия черепа снял посмертную маску Маяковского и сделал слепки рук.
97
Меркуров Сергей Дмитриевич (1881–1952) — скульптор; 14 апреля 1930, но уже после вскрытия черепа, снял посмертную маску Маяковского.
99
Санников Григорий Александрович (1899–1969) — поэт, один из организаторов объединения пролетарских поэтов «Кузница» (1920–1926), член редколлегий журналов «Октябрь» (1925–1926, 1946–1954), «Красная новь» (1927–1931), «Новый мир» (1935–1937); муж Е. А. Санниковой.
101
Фадеев Александр Александрович (1901–1956, покончил с собой) — писатель; в 1926–1932 один из руководителей РАППа; по приглашению юбиляра посетил выставку «20 лет работы Маяковского».
102
Ефимов Борис Ефимович (1900–2008) — политический карикатурист; брат М. Е. Кольцова; объект эпиграммы Маяковского; был на похоронах поэта, наблюдал за сожжением тела; охотно рассказывал о Маяковском.