Промежду ног трупа лежит револьвер системы „Маузер“, калибр 7,65, № 312 045 (этот револьвер взят ОГПУ т. Гендиным). Ни одного патрона в револьвере не оказалось. С левой стороны трупа на расстоянии одного метра от туловища на полу лежит пустая стреляная гильза от револьвера „Маузер“ указанного калибра».
В этом описании нет противоречий. Как показало позднейшее исследование рубашки, бывшей на Маяковском в момент выстрела (судебно-медицинский эксперт A. B. Маслов[43], эксперт по судебной баллистике Э. Г. Сафронский[44] и химик-технолог, специалист по изучению следов выстрела И. П. Кудешева[45]), пистолет «Маузер» (его ошибочно называли револьвером) Маяковский держал в правой руке. Стрелял, прижав срез ствола к поверхности рубашки под углом (боковой упор). Отдача отбросила правую руку, и она застыла не согнутой в локтевом суставе, как левая рука, а лишь полусогнутой. Пистолет выпал из нее на полпути, оказавшись между разбросанными ногами. Стреляная гильза улетела вправо от ствола и была обнаружена там, где ей и положено быть: слева от туловища.
Позднейшие эксперты, конечно, обратили внимание на то, что выброс крови из раны, пропитавшей рубашку, был одномоментным, а значит, сразу после ранения Маяковский оказался на спине. Разумеется, он не стрелялся, стоя во весь рост, как можно подумать, исходя из положения тела на полу. Он стоял на коленях перед Полонской, сидевшей на диване. В этом положении он и выстрелил в себя. Его лицо, даже мертвое, было обращено глазами к дивану. И это еще один довод в пользу того, что Полонская была в комнате в момент выстрела.
Гримасы лукавой памяти
Затем в квартире, где лежал мертвый Маяковский, появился поэт Николай Асеев[46]. Он жил неподалеку, на Мясницкой, против почтамта. Проснулся от возбужденных голосов в передней. Когда выскочил на голоса, услышал от соседки, художницы Варвары Степановой[47], жены Александра Родченко[48]:
— Одевайся скорей! Володя застрелился! Идем!
По улице мчался скачками. Но в Лубянском проезде сник. Как лунатик, подошел к двери Маяковского, приоткрыл, взглянул, отметил про себя, что он лежит носками к письменному столу, и закрыл. Ему вынесли стул, он присел в прихожей и застыл.
«Потом я видел, — рассказывает Катанян, — как бегом, через две-три ступеньки бежал наверх Агранов.
— Жив? — крикнул он на ходу».
Если это было именно так, то больше всего Агранов боялся получить утвердительный ответ. Ведь он уже доложил наверх о смерти.
Следом за Аграновым в комнату Маяковского вошел Николай Федорович Денисовский. Он вспоминал, что покойный лежал на полу, ногами к двери (?), в брюках и рубашке, без пиджака, — пиджак брошен на стул около письменного стола. На груди — маленькая прожженная дырочка и чуть-чуть крови. Еще ему запомнилось, будто Маяковский лежал, разметавшись, и даже одна нога его была заброшена на диван.
Примерно такое же впечатление осталось у художницы Елизаветы Александровны Лавинской[49] от фотографии, которую показывал через два дня Агранов окружившим его лефовцам в Клубе писателей, где прощались с Маяковским: «Это была фотография Маяковского, распростертого, как распятого, на полу, с раскинутыми руками и ногами и широко раскрытым в отчаянном крике ртом».
Слишком мала вероятность, чтобы карточка Маяковского, агонизирующего на полу, могла быть. Кому бы из соседей пришло в голову снимать умирающего? Да и откуда у них аппарат — немалая роскошь по тем временам? А до приезда «Скорой» Маяковский уже умер. Лишь по окончании следственных действий, прежде чем фотографировать, его вместе с ковром, на котором он лежал, подняли на диван. Ноги на диване не помещались, поэтому запрокинутую голову и плечи подняли повыше. Рубашку застегивать не стали. Руки, согнутые в локтях, уложили на поясе. Полуоткрытым оставили рот. Но глаза закрыли. И так сфотографировали. Вероятно, этот снимок и поразил Лавинскую. Затем рот сомкнули, свели вместе полы рубашки, под ноги подложили связки книг, тело вытянули как у спящего. И сфотографировали еще раз. Снимки эти уже в наше время получили распространение.
Скорятин разыскал Нину Ивановну Левину, которая жила с родителями в квартире, где застрелился Маяковский. Было ей в апреле 1930 года девять лет. 14-го числа, в понедельник, она с утра осталась одна и вертелась на кухне. Вспоминая через полвека с лишним тот день, она уверяла, что заглянула в комнату Маяковского вместе с Николаем Кривцовым сразу после того, как Полонская выкрикнула, что Маяковский застрелился. И он, по словам уже взрослой Нины Ивановны, лежал, опрокинувшись на дальний угол дивана, правая рука свесилась к полу. В таком положении — полусидя или даже лежа на диване — Маяковский и должен был стрелять в себя, защищаясь от жесткого падения, если бы диван был пуст. Если бы на нем не сидела Полонская.
43
Маслов Александр Васильевич — профессор кафедры судебной медицины Московской медицинской академии имени И. М. Сеченова; в сентябре — октябре 1991 исследовал вместе с коллегами Э. Г. Сафронским и И. П. Кудешевой рубашку, в которой Маяковский был в момент выстрела; эксперты, в частности, установили: «Повреждение на рубашке В. В. Маяковского является входным огнестрельным, образованным при выстреле с дистанции боковой упор в направлении спереди назад и несколько справа налево почти в горизонтальной плоскости»; «Форма и малые размеры помарок крови, расположенных ниже повреждения, и особенность их расположения по дуге свидетельствуют о том, что они возникли в результате падения мелких капель крови с небольшой высоты на рубашку в процессе перемещения вниз правой руки, обрызганной кровью, или с оружия, находившегося в той же руке». Всё это доказывает, что Маяковский стрелял сам.
44
Сафронский Эмиль Григорьевич — научный сотрудник Всесоюзного НИИ судебных экспертиз Министерства юстиции СССР, соавтор исследования рубашки, которая была на Маяковском в момент выстрела (см. также: Маслов Александр Васильевич).
45
Кудешева Ирина Петровна — научный сотрудник Всесоюзного НИИ судебных экспертиз Министерства юстиции СССР, соавтор исследования рубашки, которая была на Маяковском в момент выстрела (см. также: Маслов Александр Васильевич).
46
Асеев Николай Николаевич (1889–1963) — поэт, близкий друг и единомышленник Маяковского; упомянут им в стихотворениях «Юбилейное», «Массам непонятно», «Голубой лампас»; совместно с Маяковским писал агитационные поэмы («Рассказ о Климе, купившем заем, и Прове, не подумавшем о счастье своем» и др.), листовки, тексты для плакатов; автор поэмы «Маяковский начинается» (1940) и воспоминаний о Маяковском.
48
Родченко Александр Михайлович (1891–1956) — фотограф, мастер коллажа, художник, дизайнер лефовской ориентации; муж В. Ф. Степановой; оформлял книги Маяковского, делал плакаты с его стихами, разработал сценические конструкции для спектакля «Клоп» (1929), создал целую серию фотопортретов Маяковского.
49
Лавинская Елизавета Александровна (1901–1950) — художница; автор воспоминаний о Маяковском.