Наконец еще одна, последняя приписка:
«В столе у меня 2000 руб. Внесите в налог. Остальное получите с Гиза.
В.М.».
Если бы письмо было поддельное, убийца должен был бы не только положить его на видном месте, но и сунуть в ящик письменного стола объявленные две тысячи рублей, а заодно обшарить все ящики, перебрать бумаги и пакеты, чтобы вынуть деньги, которые сам хозяин мог там хранить.
Но письмо подлинное. И об этом свидетельствует его содержательно-стилистический анализ. Подлинность подтверждена также графологической экспертизой, проведенной в декабре 1991 года сотрудниками Всероссийского НИИ судебных экспертиз Министерства юстиции РСФСР Ю. Н. Погибко[59] и Р. Х. Пановой[60]. Вывод экспертов: «Рукописный текст предсмертного письма от имени Маяковского В. В. <…> выполнен самим Маяковским Владимиром Владимировичем».
Из Лубянского проезда — в Гендриков переулок
Дочитав письмо, Агранов сказал, что передаст его в ЦК ВКП(б). И что здесь проходной двор и тело нужно будет перевезти в Гендриков переулок, в отдельную квартиру, как велел зампред ОГПУ С. А. Мессинг, с которым Агранов связывался по телефону. Затем он отправил Денисовского на Таганку готовиться к встрече катафалка.
По версии Катаняна, когда он вместе с Аграновым и Асеевым спустился во двор, чтобы ехать с письмом Маяковского в ЦК, навстречу из-под арки выруливал большой неуклюжий лимузин, из которого вышли Сергей Третьяков[61], Михаил Кольцов[62], Борис Кушнер[63] и еще какие-то люди из «Правды». Лавут уверяет, что на его глазах по лестнице бежали вдвоем Кольцов и П. М. Керженцев[64], заместитель заведующего агитпропом (он возглавлял Российское телеграфное агентство, когда Маяковский делал «Окна РОСТА») — оба прямо из ЦК, где их застал его, Лавута, звонок. Дочь Третьякова, Татьяна Сергеевна Гомолицкая[65], говорила мне, что с печальным известием позвонила их бывшая домработница, устроившаяся к кому-то из соседей Маяковского. Получается, будто на одной машине, принадлежавшей, очевидно, редакции «Правды», Кольцов ехал со Старой площади, где был по делу, а Третьяков — с Малой Бронной, из дому. Как согласовать эти маршруты — непонятно. А Елизавета Лавинская и вовсе сообщает, что в комнату Маяковского первыми вошли втроем Агранов, Третьяков и Кольцов. Впрочем, сама она там не была и только передает дошедшие до нее слухи в поздних записках, начатых через восемнадцать лет, в 1948 году, когда уже все трое были расстреляны как враги народа.
О том, чему он стал свидетелем, Кольцов написал для вышедшего уже 17 апреля 1930 года объединенного номера «Литературной газеты» и «Комсомольской правды». В комнате Маяковского — следователь. Тело на полу. Кремовая рубашка распахнута, над левым соском — круглая аккуратная ранка. «Рот чуть-чуть приоткрыт… Белки глаз смотрят неподвижно, осмысленно».
Дежурного следователя Синева сменил народный следователь 2-го участка Бауманского района Иван Сырцов[66]. Из комнаты Маяковского он перебрался в квартиру напротив. И Павел Ильич Лавут увидел, как туда провели еле передвигавшую ноги Веронику Витольдовну Полонскую. За ней в Малый Лёвшинский отправился из МХАТа помощник директора Ф. Н. Михальский[67], привез ее в Лубянский проезд и здесь с рук на руки сдал следователю. К этому времени Агранова уже не было. Иначе, как считает Полонская, ее бы допрашивал он сам, а не какие-то серые сопляки из милиции. Впрочем, из ЦК Агранов мог и вернуться, потому что Лавут запомнил, как тот читал кому-то по телефону выдержки из показаний Полонской.
На площадке четвертого этажа газетчики расспрашивали о Маяковском соседей. Но днем в редакции поступит распоряжение никаких собственных материалов о смерти поэта не давать — печатать только сообщения РОСТА. До этого запрета успел выйти, кажется, лишь вечерний выпуск ленинградской «Красной газеты». Ленинградка Лидия Гинзбург[68] узнала о смерти Маяковского по дороге в Госиздат. «В ГИЗе, — записала она, — сама собой приостановилась работа, люди толпились и разговаривали у столов; по углам комнат, в коридорах, на площадках лестницы стояли в одиночку, читая только что появившийся вечерний выпуск. „Как в день объявления войны“, — сказал Груздев»[69].
59
Погибко Ю. Н. — заведующий лабораторией судебно-почерковедческих экспертиз Всероссийского НИИ судебных экспертиз Министерства юстиции РСФСР; совместно со старшим научным сотрудником лаборатории Р. Х. Пановой провел с 6 по 13 декабря 1991 почерковедческое исследование предсмертного письма Маяковского, подтвердившее подлинность этого документа.
60
Панова Р. Х. — старший научный сотрудник лаборатории судебно-почерковедческих экспертиз Всероссийского НИИ судебных экспертиз Министерства юстиции РСФСР; совместно с заведующим лабораторией Ю. Н. Погибко провела с 6 по 13 декабря 1991 почерковедческое исследование предсмертного письма Маяковского, подтвердившее подлинность этого документа.
61
Третьяков Сергей Михайлович (1892–1937, расстрелян) — поэт, очеркист, драматург, теоретик ЛЕФа; совместно с Маяковским писал агитационные поэмы («Рассказ про Клима из черноземных мест, про Всероссийскую выставку и Резинотрест» и др.); с августа 1928 редактор журнала «Новый ЛЕФ» (вместо Маяковского); узнав о смерти Маяковского, побывал в его комнате по Лубянскому проезду; оставил воспоминания о работе с Маяковским.
62
Кольцов Михаил Ефимович (1898–1940, расстрелян) — журналист, публицист, фельетонист, с 1922 постоянный сотрудник газеты «Правда»; возглавлял Журнально-газетное объединение; брат Б. Е. Ефимова; объект эпиграммы Маяковского; побывал в комнате поэта по Лубянскому проезду вскоре после самоубийства и напечатал очерк о Маяковском в посвященном ему совместном выпуске «Литературной газеты» и «Комсомольской правды» (17 апреля 1930).
63
Кушнер Борис Анисимович (1888–1937, расстрелян) — литератор, входил в ЛЕФ; с конца 20-х работал в газете «Правда»; объект эпиграммы Маяковского.
64
Керженцев Платон Михайлович (1881–1940) — в прошлом заведующий Российским телеграфным агентством, поддерживал Маяковского и его товарищей в работе над «Окнами РОСТА»; заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК партии; посетил выставку «20 лет работы Маяковского»; узнав о смерти поэта, побывал в его комнате по Лубянскому проезду.
65
Гомолицкая Татьяна Сергеевна (1913–1999) — приемная дочь С. М. Третьякова; оставила воспоминания о Маяковском.
66
Сырцов Иван — народный следователь 2-го участка Бауманского района г. Москвы; принял дело у дежурного нарследователя Синева, успевшего составить протокол осмотра места происшествия и трупа Маяковского; допросил 14 апреля 1930 В. В. Полонскую, 16 апреля И. Я. Кривцова, Н. П. Скобелеву, М. Ю. Бальшина, М. С. Татарийскую, H. A. Гаврилову, 17 апреля М. М. Яншина; 19 апреля установил, что «самоубийство произошло, как указывает составленная им (Маяковским. —
67
Михальский Федор Николаевич (1896–1969) — помощник директора МХАТа; привез В. В. Полонскую из дома ее матери в Лубянский проезд и сдал следователю.
68
Гинзбург Лидия Яковлевна (1902–1990) — литературовед, эссеист, прозаик; ученица Ю. Н. Тынянова и Б. М. Эйхенбаума; оставила свидетельства о Маяковском (Записные книжки; Воспоминания; Эссе. — СПб.: Искусство-СПБ, 2002).
69
Груздев Илья Александрович (1892–1960) — критик, литературовед; в начале 1920-х участвовал в литературной группе «Серапионовы братья»; биограф и исследователь творчества М. Горького.