Первые двое полицейских, с громким шумом проникшие в сад через металлические ворота, были те самые люди с оружием, которых мы изначально вызывали в качестве подкрепления. Я не говорил им, где нахожусь: должно быть, они пришли сюда, потому что услышали какую-то возню.
Потом сюда подоспели и другие мои коллеги. Скоро в этом маленьком саду собралось пять или шесть полицейских. В тот момент я не вполне понимал, что происходит вокруг: всё мое внимание было приковано к Финну. В то время как двое стражей правопорядка задерживали преступника, другой мой товарищ дал мне фонарик. И хотя было понятно, что Финн чувствует себя очень плохо, он позволил мне перевернуть себя на бок, чтобы я мог лучше рассмотреть его раны.
Вокруг было море крови. Из-за нее шерсть на животе Финна оказалась скользкой. Но мне никак не удавалось найти саму рану. Тогда я поднял Финну лапу и услышал шум, от которого у меня застыла в жилах кровь. Этот шум создавался воздухом, входившим в тело Финна через отверстие, которого не должно было там быть.
— Ах ты, гад! ― закричал я, найдя рану. ― Ты ранил мою собаку, чертов кусок дерьма!
Это, конечно, не тот язык, которым я могу гордиться, но, казалось, в тот момент слова сами срывались с моих губ. У Финна продолжалось кровотечение, кровь испачкала мне руки и насквозь промочила штаны. Неужели мой мальчик умрет прямо здесь, у меня на глазах?
— Мы должны идти! ― отчаянно закричал я. ― Мне нужно к ветеринару. Сейчас же!
В это время я почувствовал, как кто-то едва коснулся моего плеча. Я услышал знакомый мягкий голос.
— Дэйв, дай мне ключи от своей машины. ― Это был мой коллега Скотт. ― Я тебя отвезу в ветклинику. Мы уже предупредили врачей, поэтому они ждут нас. Трясущимися руками я достал ключи из кармана, бросил их Скотту, взял Финна на руки и побежал обратно через сад и поле к своей машине, где мне пришлось снова положить Финна на землю, чтобы открыть клетку. Тем временем Скотт уже сел на водительское сиденье и завел машину. Что касается Жемчужины, то за годы службы в полиции она привыкла к разного рода драмам, сейчас она поняла, что случилось что-то действительно страшное, и вела себя необычно тихо. Она просто сидела и смотрела на нас из клетки.
Я осторожно, как только мог, посадил Финна в его собственную клетку, из-за крови кипенно-белая шерсть пса стала влажной. Мне с трудом приходилось сдерживать страх, усиливавшийся с каждой минутой. Есть ли еще надежда, что Финн переживет этот ад, если он уже потерял столько крови?
Я осознавал всю опасность положения Финна, потому что знал, насколько быстро человек, которого ранили в сердце, может умереть от потери крови. Однажды мне пришлось стоять и беспомощно смотреть, как угасает молодой парень, несмотря на все усилия врачей. Поэтому примерно понимая, куда ранен Финн, я был в отчаянии. Успеем ли мы вообще доехать до ветеринара?
Я обежал машину и резко сел на переднее пассажирское сиденье, убрав перегородку, разделявшую клетку и кабину грузовика. Я уже говорил, что обычно делаю так, если мне надо быстро вывести Финна из машины, но сейчас я хотел успокоить своего друга, пока мы будем ехать. Я понимал, что с каждой минутой ему будет всё хуже.
К счастью, ближайшая круглосуточная ветеринарная лечебница находилась всего в паре километров от нас, а мы включили спецсигналы и сирену, сообщая по всем радиочастотам, что едем. Теперь о ранении Финна знали уже все, потому что, окончательно разобравшись, в чем дело, я орал в рацию слова: «Он ранил мою собаку», надеясь, что меня кто-нибудь услышит. Именно мои коллеги, находившиеся в состоянии шока от увиденного, и предупредили ветеринара о случившемся. Я слышал, как моя знакомая — кинолог по имени Каз, — отказываясь от чьей-то помощи, говорила:
— Нет, мне ничего не нужно! Послушайте! Финн и Дэйв получили ранение! Нам всем прямо сейчас нужно ехать в Стивенидж!
Затем в переговоры вмешался начальник местной полиции, спрашивавший, на каком основании на место было вызвано вооруженное прикрытие. Я поднес рацию ко рту:
— Вообще-то этот поганый мерзавец только что ранил меня и мою собаку. Как вы думаете, это достаточное обоснование?
Ответ был коротким и спокойным, и реакция последовала незамедлительно. В бой вступила небольшая армия.
Я не имел понятия, насколько серьезные травмы получил Финн, но его кровотечение не прекращалось. Несмотря на это пес был не столько напуган, сколько взволнован: он скулил, визжал и, как это бывало всегда, если мы включали проблесковые маячки, отказывался ложиться: очевидно, он считал, что впереди предстоит новый срочный вызов. Однако я понимал, что это ничего не значит: такое поведение было, как и у меня, лишь следствием выработки адреналина, еще остававшегося в крови.