– Да что с вами такое в конце-то концов?
– С нами? Мы вели честную игру, но мы не привыкли, когда нас подставляют, – вступил в разговор Самойленко. – Какого черта вы отключили телефон? Чтобы мы не могли ни с кем связаться? И считаете, что мы после этого, товарищ полковник, можем вам доверять? А еще честное слово офицера давал, скотина...
– Ну ты, писака, – не выдержал Котляров. – Если бы ты был обыкновенным журналистом, я, об тебя и руки не стал бы марать. Но ты сам был боевым офицером. Или забыл уже? Да я тебе за такие слова сейчас челюсть сверну, сопляк паршивый...
– А вы его просто пристрелите, – спокойно посоветовал Банда. – И кулаками махать не придется, и важного свидетеля заодно уберете.
Этот спокойный голос отрезвил Котлярова. Он постарался взять себя в руки и, все еще взволнованно дыша, сказал довольно миролюбиво:
– Эх, придурки! Да мы линию перерезали еще пару часов назад, когда ты, – кивнул он на Самойленко, – в Киев звонить собирался... Юсупов, – крикнул Котляров в сторону ворот, уверенный, что их разговор прослушивается, – приказываю немедленно восстановить телефонную линию! И вообще – операция закончена. Все в гостиницу и можете спать. Выезд в Москву завтра в десять утра.
Он снова повернулся к парням:
– Думаю, они нас слушали... Ну что, теперь вы мне верите? Ты, Николай, сходи проверь – минут через пять, как только они восстановят линию, телефон заработает. Только... Только не звони никуда, пока я с вами не поговорю кое о чем. Ты мне можешь это пообещать?
– Ладно, не буду, – нехотя согласился Самойленко и зашагал к дому.
– А кому вы звонить-то собирались? – спросил полковник Банду, оставшись с ним наедине.
– Владимиру Александровичу, – подозрение еще не развеялось, и Банда говорил нехотя, все еще не слишком доверяя полковнику. – Большакову. А что, нельзя?
– Можно. Просто в Москве сейчас глубокая ночь, незачем будить пожилого человека.
– Но ведь вы своего шефа разбудили, а?
– Разбудил.
– Ну и как?
– Он дал согласие.
– Значит...
– Значит, операция закончена. Ты же слышал, завтра утром мы выезжаем в Москву.
– Мы?
– Да, все мы. Ты, Алина и Николай тоже. Вам будет лучше поехать с нами.
– А я при чем? – появился из темноты Самойленко. Он, видимо, услышал последнюю фразу Степана Петровича. – Телефон заработал, все в порядке.
– Ну, я же вам говорил! – довольно улыбнулся Котляров и кивнул на бутылку. – Чего не наливаешь? Вот теперь у нас точно есть повод выпить.
– Повод поводом, но я, честно говоря, не понял, зачем мне-то в Москву ехать? Чего я там забыл? К тому же у меня в Одессе есть дело, и довольно срочное... – заметил журналист, разливая остатки водки по стаканам.
– Вот об этом, о твоем одесском деле, я с вами и хотел поговорить, – полковник улыбнулся ребятам, как бы подбадривая их:
– За нашу совместную деятельность! – и залпом осушил свой стакан.
– Давай!
– Вот что, ребятки, – начал Котляров, как только они закусили, – мы "крутим" одно дельце, которое точь-в-точь повторяет вашу одесскую "опупею". Правда, в другом городе и не на Украине, а в России. Но вполне возможно, что корни у этих махинаций общие. К тому же слишком напоминают то, из-за чего был большой скандал во Львове.
– Это вы о чем, о похищении детей? – встрепенулся Самойленко.
– И перепродаже их на Запад, – Котляров, подтвердив его догадку, согласно кивнул головой.
– Я так и думал! Вот черт!
– Самодеятельность, Николай, тут не поможет, и твое журналистское расследование, которое ты затеял, ничего не даст. А возможно, тебя и пристрелят где-нибудь в темном переулке. Работают преступники, я вам должен сказать, профессионально. Тем более, что штаб-квартира всей организации там, за "бугром". И туда вам никак не добраться, я вас уверяю. Поэтому давайте займемся этим делом тоже профессионально, под нашим контролем и с нашей помощью, хорошо?
– Но... – попытался было возразить Самойленко, но Котляров успокаивающе положил ему руку на плечо:
– Гарантирую, что первым из журналистов, кто сообщит об этом громком деле, будешь ты. Сенсацию гарантирую. Доступ к материалам – полный... или почти полный. Да ты и без того многое будешь знать.
– Да ладно, – журналист попытался сделать вид, что сенсация не главное, но по его азартно заблестевшим глазам было заметно, что он уже начал придумывать заголовок покруче к своему потрясающему материалу.
Банда и Котляров не выдержали, рассмеялись.
– Не смущайся, Коля! – подколол друга Сашка. – И вообще, зачем тебе твоя одесская газетенка? В "Комсомолке" напечатаешься, весь эс-эн-гэ прочтет!
– Безусловно, – поддержал его и Степан Петрович, но вдруг, посерьезнев, предупредил:
– Ребята, только никому пока ни единого слова. Я надеюсь, вы все прекрасно понимаете.
– Конечно, – они согласно закивали.
– Слушайте, парни, хорош – о делах будем говорить в Москве, и подробно, а сейчас давайте лучше... – начал было Котляров.
– А на чем мы поедем? – перебил его Банда.
– На "Волге", со мной.
– Честно говоря, я бы предпочел свою машину.
– А что, есть?
– Есть. Друга, Олега... – Банда споткнулся, упомянув имя погибшего товарища. – Его "Опель". Я думаю, Галина Пилиповна не обидится, если я им воспользуюсь. А мне все ж спокойнее будет.
– Не вижу проблемы. Хочешь – поезжай на "Опеле". Только до границы с Россией я бы посоветовал держаться в нашей колонне, чтобы было проще выехать. А то местный КГБ о вас уже немало наслышан, могут быть осложнения.
– Конечно.
– Мужики, если честно, у меня сегодня отличное настроение и совсем не хочется спать, – как-то задорно сказал Котляров. – В гостинице у меня есть бутылочка коньячка. Раздавим, а?
– Обижаешь, начальник! – Самойленко скорчил потешную рожу. – Что, у нас своей горилки не найдется, чтоб к твоей гостинице топать? Сейчас сбегаю к холодильнику и принесу. Запотевшую! – и он исчез в доме.
...Гулянье в саду продолжалось до утра, и Галина Пилиповна, встав утром подоить корову, была крайне удивлена, обнаружив распахнутую калитку... двоих друзей покойного Одежки, спавших вповалку рядом с каким-то незнакомым мужчиной прямо на подсыхающей свежескошенной траве в саду под яблоней. Укрыв их старенькими покрывалами, она ушла в клуню, изумленно покачивая головой...