Потрошителю на вид было лет тринадцать. Он носил серую форму армии конфедератов, включая и нелепую шапчонку. По всей палубе было раскидано самое разнообразное оружие, до которого Потрошитель всё время пытался дотянуться, но Джонни-О успевал отбросить его ногой подальше. Оружие не относилось ко временам Гражданской войны, оно всё сплошь было последних марок: современные автоматические винтовки, пистолеты, даже пулемёт, а уж о бесчисленных патронах и магазинах и говорить не стоило. Этот парень, возможно, и умер во время Гражданской войны, но арсенальчик у него — самый что ни на есть модерновый.
— Оставьте меня в покое, — орал конфедерат, — или я вам руки поотрываю!
— Только попробуй! — взревел Джонни-О, наконец добравшись до своего противника. Потрошитель попытался высвободиться из объятий Джонни-О, но руки у того были мускулистые и сильные. Тогда конфедерат сделал такое, чему бы Ник никогда не поверил, если бы не увидел собственными глазами. Потрошитель проник рукой сквозь физиономию Джонни-О и… вырвал из его головы мозг.
Джонни-О застыл в шоке. Ник ошалело глазел на это зрелище.
Мозг.
Вот он, в руках у Потрошителя.
Исайя, выходит, был прав.
Мозг Джонни-О выглядел, однако, не как настоящий мозг, а как его пластиковая модель: на нём печатными буквами было написано, за что отвечает та или иная часть извилин — наверно, такую модель Джонни-О видел в школе или ещё где. Это была память о мозге, и Потрошитель держал её в руке, словно гигантский грецкий орех.
— А-а-а-а-а-а-а! — взвыл Джонни-О в таком ужасе, какой может охватить тебя исключительно в том случае, если ты видишь пред собой собственные мозги. — Отдай сейчас же! Отдай!
Хотя «операция» не причинила парню никакой боли, но что-то во всём этом было фундаментально, ошеломительно не укладывающееся в голове. Дело не столько в том, чтобы наблюдать со стороны собственный мозг, сколько в том, что само твоё сознание теперь действительно «не укладывалось у тебя в голове», но при этом между ним и твоим телом продолжало оставаться что-то вроде беспроводной связи. Для Джонни-О это ощущение было куда хуже любой боли.
— А-А-А-А-А! — вопил он. — Положи обратно! Клянусь, не стану тебя трогать, только положи где взял!
— А может, раздавить его ногой, а? Шмяк-шмяк, а?
— Не-е-е-е-ет!
Ника зрелище беспомощного и униженного Джонни-О разъярило до такой степени, что он принялся искать что-нибудь для восстановления баланса сил. Наконец, нащупав ручную гранату, он выставил её перед физиономией конфедерата:
— Верни ему мозг, или я сейчас вырву чеку и задвину эту штуковину тебе в пасть!
Потрошитель только расхохотался:
— Нашёл, чем испугать! Если я разлечусь на кусочки, то всего лишь стянусь обратно, всего и делов!
— Да, — с язвительной усмешкой сказал Ник. — В теории…
Чем шире становилась ухмылка Ника, тем в большее беспокойство впадал Потрошитель.
— Что значит — «в теории»?
— А то и значит: пули и порезы — это одно, действительно заживают за секунды. Но если тебя разнесёт на клочки, то с чего ты так уверен, что они вновь сбегутся вместе?
Потрошитель о таком исходе дела явно не задумывался.
— Считаю до трёх. — Ник взялся за чеку, показывая, что готов выдернуть её. — Раз… два…
— Ладно, ладно!
Потрошитель подошёл к Джонни-О, который сидел и тихо скулил в уголке, обхватив руками безмозглую голову.
— На кой они мне, — буркнул конфедерат, — всё равно в них, небось, червей полно, — и вправил Джонни-О мозги.
Затем он вскарабкался по вертикально вмонтированным креслам, дотянулся до панели управления — и нажал кнопку.
Под несчастным Джонни-О, который всё ещё приходил в себя после операции на мозге, вдруг распахнулся люк, и «пациент» полетел в разверзшуюся под ним тьму. Ник слышал, как он стукался о стенки трюма; потом раздался грохот: Джонни-О врезался в содержимое грузового отсека.
— Что ты творишь? — заорал Ник.
— Ты следующий! — пригрозил Потрошитель.
Ник рассвирепел достаточно, чтобы выдернуть чеку и взорвать их обоих, но переборол себя. Вместо этого он принялся карабкаться наверх, к Потрошителю.
— Мы только хотим поговорить! Может, успокоишься и выслушаешь?!
— Я тебя предупреждал! — взвизгнул Потрошитель, воткнул руку в грудь Ника, обхватил пальцами память сердца и рванул на себя.
К обоюдному изумлению, Потрошителю не удалось вырвать из груди Ника то, что намеревался. Когда рука вынырнула обратно, в ней вместо сердца оказалась пригоршня шоколада.
Ника это ошеломило не меньше, чем Потрошителя, но он постарался ничем не выказать своего потрясения.