Стальной мол остался где-то далеко-далеко… Но вот тут, прямо перед Шилох, в озеро протянулся лодочный причал, очень похожий на родной мол. Лошадь воспрянула духом. Оно конечно, здесь не было прыжковой вышки, как не было и резервуара для воды, зато самой воды — немеряно! Хотя Шилох и нравилось проводить время с Алли и Майки — а что, с ними весело! — но если предоставлялся шанс исполнить великолепный финальный прыжок, то какая уважающая себя ныряющая лошадь могла бы перед ним устоять?
Поэтому в тот момент, когда Майки удалось наконец привести свою руку в надлежащий вид, лошадка уже неслась галопом по мосткам.
Майки увидел это и в ту же секунду сорвался с места, но было поздно. К тому времени, как он добежал до мостков, Шилох уже приближалась к противоположному концу, не выказывая ни малейшего намерения замедлить скачку. Однако Майки не сдавался и нёсся следом, питая последнюю надежду, что животное одумается, прежде чем броситься в небытие.
Но лошадь не слышала его молитв. Она доскакала до конца мостков, испустила восторженное ржание и радостно взметнулась в воздух. Шилох упала в воду и камнем пошла вниз; в следующую секунду она уже ударилась о дно озера, провалилась под него и начала долгое путешествие к центру Земли.
Где-то глубоко в своём лошадином сознании Шилох понимала, что возврата нет, но не горевала об этом. Всё равно — это был самый великий прыжок всех времён!
Где-то высоко над её головой Майки МакГилл наконец достиг конца причала и впал в приступ ребячьей истерики, топая ногами и кляня всё на свете. Он чуть было сам не провалился сквозь дощатый настил мостков. Лошадь исчезла, не оставив по себе даже всплеска, даже кругов или мелкой ряби на воде живого мира.
— Майки!
Ну конечно, по закону подлости именно в этот момент Алли вздумалось вернуться обратно! По её ошеломлённому лицу Майки сразу понял, что она всё видела.
— Я пойду за ней! — воскликнул Майки. — Нырну следом и вытащу обратно!
Однако уже произнося эти слова, он знал, что из этого ничего не получится. Да, однажды ему удалось выехать на лошади из глубин земли, но для этого подвига требовался особый настрой, особая страсть. Тогда он был монстром, и эта страсть жила в нём, а сейчас — нет. Такова была цена приручения чудовища. Несомненно, если бы возникла необходимость, Майки смог бы снова вытащить себя из недр, но вот удалось ли бы ему то же самое верхом на лошади — это вопрос.
Юноша не мог знать, что озабоченное выражение лица Алли имело лишь частичное отношение к происшествию с Шилох. Всю дорогу от заправочной станции девушка неслась сломя голову, у неё даже дыхание сбилось — такое для послесвета вообще немыслимо, и однако это правда: Алли ощущала, что запыхалась. Когда она увидела последний прыжок лошади, сердце девушки упало: сначала потому, что было жалко бедного животного, а потом — потому что вместе с ним пропала возможность быстро унести отсюда ноги.
Она попыталась привлечь внимание Майки к своей проблеме, но тот всё ещё бушевал, как штормовые тучи над их головами:
— Вот безмозглая лошадь!
— Забудь про лошадь, у нас заботы поважней! — Алли схватила его за руку и повернула к себе. — Скинджекеры!
— А?
— Двое скиндежкеров! Они следили за нами. Надо убираться отсюда!
Но, повернувшись, она обнаружила, что уже поздно. Те двое уже ступили на мостки и направлялись к ним. Наконец-то Алли увидела, как они выглядят в своём истинном обличье — ведь до этого момента они являлись ей под чужой личиной. Алли подумалось, что в живом мире с его простыми законами когтей и зубов сталкиваться с этими жуткими личностями было легче.
Хотя Алли никогда прежде не видела их реальных лиц, она безошибочно определила, кто есть кто. Тот, что шёл справа, был длинный и тощий, с одутловатой, как у хомяка, физиономией, с выпирающими коленками и торчащими локтями — слишком выпирающими и слишком торчащими. Такой же преувеличенной была и его кривая улыбка — она, практически, заезжала ему под самое правое ухо.
— Ну-ну! — изрёк он. — Оторва Джил обзавелась дружком!
Второй скинджекер был облачён в сине-белую футбольную[13] форму, из всего лица видимыми оставались только два холодных злых глаза, остальное скрывалось под шлемом. Парень отличался внушительными размерами — таким, как он, прямая дорога в заднюю линию обороны, неважно, хороший он спортсмен или нет. Видно, какая-то игра закончилась для него весьма печально, и теперь он навсегда застрял в Междумире в качестве футбольного защитника. Когда он разговаривал, слова выходили невнятными и скомканными, а всё потому, что во рту у парня навеки остался зубной протектор.