Большинство исследователей, реконструирующих обстоятельства междоусобной войны 1015–1018 гг., смешивает первичные и вторичные сюжеты, составляющие общую картину этих событий[173], вследствие чего представления о приоритете «старейшинства», которые зафиксированы в текстах Борисоглебского цикла, переносятся на начало XI в.[174]Между тем подобные историографические конструкции нуждаются в пересмотре, поскольку в реконструируемом первоначальном летописном рассказе упоминания о «старейшинстве» отсутствуют, а отдельные элементы его и вовсе свидетельствуют о том, что политическое положение Святополка в Киеве летом 1015 г. являлось непрочным: он должен был скрывать информацию о смерти Владимира, чтобы успеть заручиться поддержкой населения – «людей» города, о которых в повести «Об убиении» говорилось, что это «кыяне»[175], поскольку новгородский князь имел в Киеве своих информаторов, не только в лице Предславы, но, как выясняется из рассказа НГЛМ о Любечской битве 1016 г., и в окружении Святополка, где «бяше Ярославъу мужь воприязнь»[176]. Это значит, что в качестве лидера княжеского рода Святополк воспринимался далеко не всеми, вне зависимости от того, был ли он сыном Ярополка Святославича, как считалось до последнего времени на основании нумизматических данных, либо старшим из оставшихся в живых сыновей Владимира[177].
Относительно Ярослава надо отметить, что в перечне сыновей Владимира он, скорее всего, занимал место вслед за Святополком (как указывают Ипатьевская, Радзивилловская, Новгородская IV и Софийская I летописи), которое согласуется с представлениями современной историографии: как свидетельствуют анатомические исследования останков Ярослава, осуществленные В.В. Гинзбургом в 1939 г., его возраст, указанный в статье 6562 (1054/55) г. («Живе же всех лет 70 и 6»), был завышен и в действительности не превышал 66 лет; соответственно, соотнесение даты его рождения с 978 г. является неприемлемым[178], поэтому некоторые исследователи вслед за Д.Г. Рохлиным считают возможным отнести ее к середине 980-х гг.[179] и даже к концу 980-х гг.[180] Такая манипуляция, по всей видимости, была осуществлена в последней четверти XI в., когда стал актуальным принцип «старейшинства».
вернутьсяВ историографии существуют альтернативные интерпретации междукняжеского конфликта 1015–1019 гг., которые основываются на свидетельстве Титмара Мерзебургского о том, что в то время как Владимир разделил власть между двумя сыновьями, Святополк находился в темнице, откуда впоследствии бежал, и на сюжете исландских саг («Пряди об Эймунде» и «Саге об Ингваре Путешественнике»), где говорится, что после смерти конунга Гардарики Вальдамара государство было разделено между тремя его сыновьями – конунгами Кенугарда (Бурицлав), Хольмгарда (Ярицлейв) и Палтескьи (Вартилав). Между Бурицлавом и Ярицлейвом вспыхнула война из-за того, что Бурицлав попросил брата уступить «несколько волостей и торговых городов, которые ближе всего к его княжеству», мотивируя это тем, что они ему «пригодятся для поборов», однако при содействии отряда норманнских наемников во главе с главным героем саги конунгом Эймундом Ярицлейву удалось победить Бурицлава, захватить его княжество, организовать ему отпор под стенами Кэнугарда и, наконец, согласиться на предложенное Эймундом физическое устранение противника, который был убит во время очередного вторжения на привале или, согласно «Саге об Ингваре Путешественнике», ослеплен и доставлен к Ярославу в качестве пленника (Глазырина Г.В. Сага об Ингваре Путешественнике. Текст, перевод, комментарий. М., 2002. C. 252; Прядь об Эймунде Хрингссоне // Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе. Тексты, перевод, комментарии. 2-е изд., испр. и доп. М., 2012. С. 306–319, 343–362). Сюжет саги имеет некоторые параллели с описанием событий, предложенным в древнерусской традиции, однако интерпретация этих (особенно антропонимических) фактов остается спорной. Если конунг Ярицлейв убедительно отождествляется с князем Ярославом Мудрым, то в конунге Вартилаве видят собирательный образ полоцкого князя Брячислава Изяславича и тмутараканского князя Мстислава Владимировича (Джаксон Т.Н. Указ. соч. С. 346), а в конунге Бурицлаве – собирательный образ Святополка I и его союзника Болеслава I (Мавродин В.В. Образование древнерусского государства. С. 377; Ильин Н.Н. Летописная статья 6523 года. С. 94–95, 140–141; Святые князья-мученики Борис и Глеб. С. 127–132; Мельникова Е.А. Эдмунд Хрингссон, Ингигерд и Ярослав Мудрый: Источниковедческие наблюдения // Анфологион: власть, общество, культура в славянском мире в средние века. К 70-летию Б.Н. Флори (Славяне и их соседи. Вып. 12) / Отв. ред. Г.Г. Литаврин. М., 2008. C. 146; Шайкин А.А. «Повесть временных лет»: история и поэтика. С. 419–429). Сторонники альтернативной гипотезы отождествляют конунга Бурицлава с князем Борисом Владимировичем, предполагая, что он мог наследовать киевский стол после смерти отца и вести борьбу с Ярославом (Алешковский М.Х. Повесть временных лет. С. 130–131; Хорошев А.С. Политическая история русской канонизации. С. 29–32; Головко А.Б. Древняя Русь и Польша. С. 24–25; Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX–XI вв.). М., 1998. C. 336–354; Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б. Выбор имени у русских князей в X–XVI вв. Династическая история сквозь призму антропонимики. М., 2006. С. 52–53 (Примеч. 39); Михеев С.М. «Святополкъ же сѣде Кыевѣ по отци». С. 200–212). Также высказывались предположения, что противником Ярослава в 1015–1018 гг. мог быть тмутараканский князь Мстислав Владимирович, организовавший убийство Бориса (Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь. С. 237–238; Котляр Н.Ф. Мстислав Тмутараканский и Ярослав Мудрый // ДГВЕ. 1998. Памяти член-корр. РАН А.П. Новосельцева / Отв. ред. Т.М. Калинина. М., 2000. C. 135–140). Отметим, что отождествление Бурицлава с Болеславом I представляется вполне возможным, учитывая то, что, например, в «Саге о Кнютлингах» Бурицлавом (Burizlafs) именуется польский князь Болеслав III Кривоустый (Historiaregum Danorumdicta Knytlingasaga // Monumenta Germaniae Historica. Scriptoresrerumgermanicarum (далее – MGHSS). T. 29. Hannover, 1892. S. 294). Датировки событий, описанных в «Пряди об Эймунде», локализуются в диапазоне 1015–1021 гг., поскольку хронология саги является относительной; при этом одни исследователи датируют пребывание Эймунда на службе у Ярицлейва между 1015/16– 1018 гг. (Мавродин В.В. Указ. соч. С. 376, 378; Ильин Н.Н. Указ. соч. С. 93–94; Хорошев А.С. Указ. соч. С. 29–32), а другие – между 1018–1021 гг. (Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 453–462; Мельникова Е.А. Указ. соч. С. 152; Шайкин А.А. Указ. соч. С. 423). В то же время результаты текстологического исследования «Пряди» позволяют признать те ее элементы, которые используются для установления внутренней хронологии, позднейшими интерполяциями (Мельникова Е.А. Указ. соч. С 149–158; Ее же. Композиция и состав «Саги об Эймунде сыне Хринга» // Висы дружбы. Сборник статей в честь Т.Н. Джаксон. М., 2011 / Отв. ред. Н.Ю. Гвоздецкая, И.Г. Коновалова, Е.А. Мельникова, А.В. Подосинов. C. 257–267; Михеев С.М. Указ. соч. С. 159–174), устранение которых, по существу, превращает «Прядь» в фольклорное произведение, сконструированное из т. н. бродячих сюжетов (Глазырина Г.В., Джаксон Т.Н., Мельникова Е.А. Скандинавские источники // Древняя Русь в свете зарубежных источников. С. 500–522), некоторые из которых могли оказать влияние на повесть «Об убиении Бориса и Глеба» (Михеев С.М. Указ. соч. С. 212–253).
вернутьсяБудовниц И.У. Общественно-политическая мысль Древней Руси (XI–XIV вв.). М., 1960. С. 157–163; Толочко А.П. Князь в Древней Руси. С. 29; Петрухин В.Я. Древняя Русь. Князья. Народ. Религия. С. 176–179; Свердлов М.Б. Домонгольская Русь. С. 321–326; Парамонова М.Ю. Святые правители Латинской Европы и Древней Руси: Сравнительный анализ Вацлавского и Борисоглебского культов. М., 2003 и др.
вернутьсяПСРЛ. Т. 1. Стб. 132; Т. 2. Стб. 118. Некоторые исследователи предполагают, что Святополк вербовал своих сторонников преимущественно среди малообеспеченных слоев населения (Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси (XI–XIII вв.) // Он же. Древняя Русь. М., 1975. С. 87, 88; Свердлов М.Б. Домонгольская Русь. С. 326).
вернутьсяИсследования монет Святополка, на реверсе которых был выбит не трезубец (как на монетах Владимира Святославича), а двузубец, осуществленные В.Л. Яниным, позволили предположить его принадлежность ни к потомству Владимира, а к потомству Ярополка (Янин В.Л. Актовые печати Древней Руси X–XV вв. Т. 1. М., 1970. C. 36–40; Петрухин В.Я. Древняя Русь. Князья. Народ. Религия. С. 173; Свердлов М.Б. Домонгольская Русь. С. 324–325), однако в последнее время некоторые исследователи склонны причислять Святополка к сыновьям Владимира, объясняя это тем, что гипотеза о его происхождении от двух отцов могла возникнуть вследствие стремления историографов к дискредитации князя-братоубийцы (Лысенко П.Ф. Древний Туров. Минск, 2004. С. 130–131; Михеев С.М. «Святополкъ же сѣде Кыевѣ по отци». С. 66–68; Поппэ А. К биографии Святополка Окаянного. C. 234–238). По предположению К. Цукермана, сравнившего изображения трезубца на разных типах монет, атрибутируемых Святополку, первоначально он все же использовал на реверсе изображения трезубца (т. е. относил себя к сыновьям Владимира), но позднее, в период второго киевского княжения, стал использовать изображение двузубца, восходящего к Святославу и Ярополку (Цукерман К. Наблюдения над сложением древнейших источников летописи. С. 219–222. Об этом казусе см. также: Гайдуков П.Г., Калинин В.А. Древнейшие русские монеты // Русь в IX–X веках: археологическая панорама. C. 421,424).
вернутьсяКузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. С. 274–276; Пчелов Е.В. Генеалогия древнерусских князей. С. 169–170.
вернутьсяКарпов А.Ю. Ярослав Мудрый. М., 2001. С. 14–16; Толочко П.П. О происхождении Ярослава Мудрого // Ярослав Мудрый и его эпоха. C. 8—14; Шайкин А.А. Повесть временных лет. История и поэтика. С. 512–513 (Примеч. 697).
вернутьсяРапов О.М. Русская церковь в IX – первой трети XII в. С. 298–300.