Следующий вопрос, который ставит на повестку дня раздел 970 г., касается модели взаимоотношений между братьями: так одни ученые считают, что они являлись равноправными правителями (Н.М. Карамзин, А.М.Ф. Рейц, И.Д. Беляев, М.Д. Затыркевич, В.О. Ключевский, А.Е. Пресняков, А.В. Назаренко)[83], а другие с разной степенью вероятности допускают, что Ярополк стремился к утверждению своего приоритета по праву старшего в роду (С.М. Соловьев, Д.И. Иловайский, М.К. Любавский, В.В. Мавродин, Б.Д. Греков, О.М. Рапов, А.П. Толочко, Н.Ф. Котляр, М.Б. Свердлов), и это обстоятельство могло послужить причиной вооруженного конфликта между ними[84].
Об этом конфликте рассказывается в НГЛМ и ПВЛ в статьях 975 и 977 гг. Первая статья сообщает: «Ловъ деюще Свеналдичю именемъ Лютъ, ишедъ бо ис Киева гна по звери в лесе, и узре и Олегъ и рече: „Кто се есть?“ И реша ему: „Свеналдичь“. И заехавъ, убии, бе бо ловы дея Олегъ и о то[мъ] бысть м[еж]ю ими ненависть, Ярополку на Ольга. И молвяше всегда Ярополку Свеналдъ: „поиди на братъ свои и прими волость его“, хотя отмьстити сыну своему». Вторая статья повествует о войне Ярополка с Олегом: «Поиди Ярополкъ на Олга, брата своего, на Деревьску землю. И изиде противу его Олегъ, и вполчитася ратившемася полкома, победи Ярополкъ Ольга, побегшю же Ольгу с вои своими въ градъ рекомыи Вручии. Бяше чересъ гроблюмостъ ко вратомъ граднымъ, теснячеся другъ друга, пихаху въ гроблю, и спехнуша Ольга с мосту в дебрь. Падаху людье мнози и удавиша кони человеци. И вышедъ Ярополкъ въ градъ Ольговъ, переявласть его, и посла искатъ брата своего. [И] искавъше его, не обретоша, и рече единъ деревлянинъ: „азъ видех, яко вчера спехнуша с мосту“. И посла Ярополк искатъ брата, и влачиша трупье изъ гробли, от утра и до полудьне, и налезоша и. Ольга высподи трупья, внесоша и, и положиша и на ковре. И приде Ярополкъ надъ немъ плакася [и рече Свеналду]: вижь сего ты еже еси хотелъ. И погребоша Ольга на месте у города Вручога, и есть могила его и до сего дьне у Вручего. И прия власть его Ярополкъ»[85]. После утверждения о том, что Ярополк принял «власть» (волость)[86] Олега, в статье 977 г. следует упоминание о жене Ярополка[87], которое, как неоднократно отмечалось в литературе, является вставкой, находящей логическое продолжение в рассказе о рождении Святополка «от двою отцю, от Ярополка и от Володимера» под 980 г.[88], поэтому следует предположить, что вслед за сообщением о «принятии» волости Ярополком должна читаться фраза: «…Слышав же се Володимъръ в Новегороде, яко Ярополкъ уби Ольга, убоявся, бежа за море, а Ярополкъ посадники своя посади в Новегороде и бе володея единъ в Руси»[89]. Продолжение рассказа о борьбе Владимира с Ярополком помещено под 980 г. («Приде Володимиръ съ Варяги Ноугороду и рече посадникомъ Ярополчимъ: „идете къ брату моему и рцете ему: „Володимеръ ти иде[ть] на тя, пристра[и]ваися противу битъся“» и т. д.), но, как было установлено А.А. Шахматовым[90], текст о войне Святославичей, завершившейся гибелью Ярополка от рук варягов Владимира, оказался разбит вставкой сюжета о сватовстве Владимира к Рогнеде и последующей войне с Рогволодом Полоцким[91]. Появление этой вставки могло быть вызвано противостоянием между Новгородом и Полоцком в XI в., зафиксированным ПВЛ под 1021 г. (нападение на Новгород Брячислава) и 1066 г. (нападение на Новгород Всеслава), сделавшее актуальным для летописной традиции местное полоцкое предание, инкорпорированное в рассказ о Святославичах[92].
вернутьсяКарамзин Н.М. История государства Российского. Кн. 1. Т. I. Стб. 117–118; Рейц А.М.Ф. Опыт истории. С. 28; Беляев И.Д. Рассказы из русской истории. Кн. 1. М., 1861. С. 46; Затыркевич М.Д. О влиянии борьбы между народами и сословиями на образование строя русского государства в домонгольский период. М., 1874. С. 174; Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч. 1. С. 180; Пресняков А.Е. Княжое право Древней Руси. С. 29–30; Назаренко А.В. Порядок престолонаследования на Руси. С. 504; Он же. Династический строй Рюриковичей X–XII вв. C. 69.
вернутьсяСоловьев С.М. История отношений между князьями Рюрикова дома. С. 131–132; Иловайский Д.И. История России. Т. 1. Ч. 1. С. 60–61; Любавский М.К. Лекции по древней русской истории. С. 168; Мавродин В.В. Образование древнерусского государства. С. 315; Греков Б.Д. Киевская Русь. С. 467; Рапов О.М. Княжеские владения на Руси. С. 32–34; Толочко А.П. Князь в Древней Руси. С. 28; Котляр Н.Ф. Древнерусская государственность. СПб., 1998. С. 52–53, 78–79; Свердлов М.Б. Домонгольская Русь. С. 242.
вернутьсяПСРЛ. Т. 1. Стб. 74–75; Т. 2. Стб. 62–63.
вернутьсяПонятие волость или власть получило различные трактовки в историографии. Уже И.И. Срезневский отмечал его многофункциональность, выделяя такие значения, как: 1) «власть»; 2) «земля, находящаяся под одной верховной властью»; 3) «округ, принадлежащий городу» (Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 1. Стб. 293). С.М. Соловьев и Н.И. Костомаров понимали волость как территорию, подчиняющуюся главному городу или князю, c той только разницей, что Соловьев отделял «волость» от «земли» и отождествлял ее с «княжением», а Костомаров отделял и от «княжения», и от «земли» (Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 2. C. 24–25; Костомаров Н.И. Начало единодержавия в Древней Руси. С. 18). Как территорию, состоящую под одной властью, понимал «волость» В.И. Сергеевич (Сергеевич В.И. Древности русского права. Т. 1. Территория и население. М., 2006. C. 1–3). М.Ф. Владимирский-Буданов писал, что понятие «волость» – это «метафора, переносящая понятие об одном элементе государства, т. е. власти, на два прочих, т. е. территорию и население», что главное значение слова «волость» – обозначение части государства (провинции), а сам термин «имеет ближайшее отношение к слову „княжение“ и означает территорию, принадлежащую тому или другому князю», тогда как княжением «именуется всякая волость (провинция или целая земля), управляемая князем» (Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. С. 26. Примеч. 1). М.А. Дьяконов отмечал, что этот термин «обозначает прежде всего власть или право, а затем объект, подлежащий чьей-либо власти» и в «последнем смысле волостью называется и вся земля, как подчиненная власти князя» (Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. 3-е изд., СПб., 2005. С. 135). В рамках подобных представлений С.В. Юшков предложил заменить понятие «волость» термином «земля-княжение» (Юшков С.В. Общественно-политический строй. С. 325). Л.В. Черепнин раскрыл содержание термина «волость», с одной стороны, как обозначения территории княжения, находившегося под властью князя, а с другой стороны, как обозначение «государственных и владельческих прерогатив», синонимом которых могло служить понятие «стол» (Черепнин Л.В. К вопросу о характере и форме. С. 366). В.М. Рычка выделил два основных понятия «волости» – во-первых, как обозначения «феодальной территории» вокруг города (допустив в ряде случаев отождествление этих определений), во-вторых – как обозначение «земли-княжения» (Рычка В.М. Формирование территории Киевской земли (IX – первая треть XIII вв.) Киев, 1988. С. 78–80). По мнению А.П. Толочко, понятие «волость» не являлось тождественным понятию «земля» и обозначало «комплекс земель, находящихся в держании того или иного князя», аналогичный понятию «бенефиций»; помимо этого, существовала так называемая государственная волость, обозначавшая «комплекс волостей, принадлежащих тому или иному столу» (Толочко А.П. Князь в Древней Руси. С. 151–162). А.А. Горский предположил, что какая-либо территория получала статус «волости» после того, как там появлялся княжеский стол, и в конце X – начале XII в. обозначала княжеское владение под юрисдикцией киевского князя, а с усилением политической самостоятельности во второй четверти XII в. к ним стал применяться термин «земля» (Горский А.А. Земли и волости // Горский А.А., Кучкин В.А., Лукин П.В., Стефанович П.С. Древняя Русь. Очерки политического и социального строя. М., 2008. С. 13–18). Альтернативное представление о «волости» как о «союзе общин», симбиозе главного города и его пригородов, которое восходит к историографическим традициям общинной теории второй половины XIX в., было разработано И.Я. Фрояновым (Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. С. 512–513, 702–712). Принимая во внимание полифункциональность понятия волость/ власть, следует признать, что в качестве обозначения территории этот термин является синонимом княжеского владения. В этом смысле он употребляется в ПВЛ в «Сказании о призвании варягов»; 4 раза применительно к событиям X в. [под 975, 977 (2 раза), 980 гг.] и 12 раз применительно к событиям XI в. [под 1036, 1093 (2 раза), 1096 (2 раза), 1097 (7 раз), 1100 (1 раз – только в Лаврентьевском списке)]. Под термином «волость» здесь подразумевается локальное княжеское владение (Древлянская, Полоцкая, Черниговская, Муромская, Суздальская волость и др.). В ряде случаев понятие «волость» связано в летописном тексте с конкретными городами [1 раз под 977; 2 раза под 980; 2 раза под 1096; 3 раза под 1097; 1 раз под 1100 г.], большинство из которых в разное время являлись княжескими резиденциями. Кроме того, оно может иметь альтернативную интерпретацию в значении власть, полномочия [в летописных статьях 862, 1073, 1078 гг.]. Составители ПВЛ (как и другие древнерусские летописцы) часто употребляют понятие «стол» (престол, трон), которое либо сопутствует городу-резиденции князя, либо является его синонимом.
вернутьсяИльин Н.Н. Летописная статья 6523 года. C. 193–194; Михеев С.М. «Святополкъ же сѣде Кыевѣ по отци». С. 64–67, 83–86.
вернутьсяШахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. С. 131.
вернутьсяПСРЛ. Т. 1. Стб. 75–76; Т. 2. Стб. 63–64.
вернутьсяЭто предание помимо ПВЛ в более пространном виде представлено в Лаврентьевском (далее – Лавр.), Радзивилловском и Московско-Академическом списке Суздальской летописи под 1128 г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 300–301). По предположению А.А. Шахматова, этот вариант предания, более древний, чем вариант, представленный в ПВЛ, сложился в новгородском летописании XI в. и вошел в Лавр. через посредство «Новгородского свода 1167 г.», являвшегося одним из источников общерусского свода начала XIV в. («свод 1305 г.»), и первоначально читался под 1129 г. в рассказе о ссылке полоцких князей в Византию Мстиславом Великим и имел целью объяснить противостояние двух ветвей княжеского рода (Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. С. 176–178. В более поздней работе исследователь называет среди протографов Лавр. «Владимирский свод 1185 г.» и «Переяславский свод 1216 г.» (Шахматов А.А. Обозрение русских летописных сводов XI–XVI вв. C. 17–26), каждый из которых можно было бы рассматривать как вероятную дату добавления в летописный рассказ полоцкого предания под 1128 г.). Большая часть исследователей, напротив, рассматривала летописный рассказ 1128 г. как результат взаимодействия рассказа ПВЛ с народным преданием. Возможно, пространная версия этого сюжета, помещенная под 1128 г., являлась одной из попыток позднейшего переосмысления натянутых отношений между двумя ветвями потомков Владимира и отстраненного положения полоцких владетелей, утративших право на наследование киевского стола вследствие преждевременной кончины Изяслава Владимировича (Назаренко А.В. Династический строй Рюриковичей X–XII веков. C. 65–67).