— Вообще-то, я рассчитывала на другую твою… как её?.. «классную тачку».
— Ага, так и знал, что вы это скажете! — возликовал Спидо. Они как раз выруливали на просторное лётное поле. — Чур, я поведу!
Средство передвижения, о котором они говорили, поражало воображение ещё больше, чем поезд. Но при всём своём изумлении Ник не мог удержаться от улыбки: мисс Мэри Хайтауэр не часто выбиралась из своих башен, но уж если она пускалась в путь, то делала это с истинным размахом!
Глава 25 Роковые молы
Когда «Сульфур Куин» подошла к Атлантик-Сити, пляжи и возвышающиеся на набережных роскошные отели окутал густой утренний туман. Однако оба мёртвых мола, прорезая туманную полосу, выдавались в океан, словно две загребущие руки, пытающиеся схватить корабль-призрак.
Мол Стиплчейз находился слева, все его многочисленные аттракционы жужжали и вертелись, словно гигантский часовой механизм. Стальной мол — место, где выступали самые великие и богатые звёзды шоу-бизнеса — располагался справа. Он до сих пор пестрел афишами, чьи огромные буквы возвещали о золотых годах мола:
ФРЭНК СИНАТРА! ТОЛЬКО СЕГОДНЯ!
ТАНЦУЙТЕ ДО РАССВЕТА В БАЛЬНОМ ЗАЛЕ «ВОЛНА»!
И, конечно же:
ПРИХОДИТЕ ПОЛЮБОВАТЬСЯ НА ШИЛОХ — ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНУЮ НЫРЯЮЩУЮ ЛОШАДЬ!
Живые, конечно, больше не могли видеть старые молы. Всё что, представало их взорам — это аляповатый новый Стальной мол, построенный рядом с останками прежнего, а на нём — бесчисленные казино, коварно выкачивающие из людей все их денежки. Как и в случае с новой Пенн-Стейшн, новый мол не выдерживал никакого сравнения со старым. А вот если смотреть на песчаные берега Атлантик-Сити глазами обитателей Междумира, два мёртвых мола — как и две знаменитые башни в Нью-Йорке — представали во всём своём великолепии, грандиозными маяками вечности выделяясь на туманном фоне сооружений живого мира[38].
Весь экипаж «Сульфур Куин» высыпал на палубу — полюбоваться зрелищем. Судно на всех парах приближалось к молам.
— Мы врежемся в них! — запаниковал Урюк.
— Не врежемся, — возразил МакГилл — он, похоже, полностью уверовал в судьбу.
Расстояние между молами составляло всего каких-то двадцать ярдов — как раз достаточно, чтобы «Сульфур Куин» пришвартовалась между ними. Место словно специально было предназначено для неё какими-то высшими силами. Для МакГилла это служило ещё одним признаком того, что он пребывает в полном согласии со вселенной. Как он и предсказывал, «Сульфур Куин» плавно вписалась между молами — от её бортов до стенок оставалось всего по нескольку футов. Идеально.
— Стоп машина! — приказал МакГилл своей бригаде помощников. «Сульфур Куин» по инерции прошла вперёд, легла днищем на песчаный грунт этого огромного мёртвого пятна и остановилась.
— И что теперь? — спросил Урюк. Он весь исходил мрачными предчувствиями, как живой человек пóтом. Ведь он когда-то предал и покинул шайку головорезов, называющих себя «Мародёрами с молов-близнецов», или попросту Молодёрами. Уж они-то с предателем церемониться не будут, попади он им в руки.
МакГилл отдавал себе отчёт, что битва, предстоящая сегодня, будет самым важным сражением в его смерти[39], и верил, что выйдет из неё победителем. Гадательные печенья никогда не лгут.
— Приготовьтесь спустить трап на Стальной мол, — обратился он к Урюку, а затем обернулся к остальным членам экипажа: — А вы все — за мной!
И повёл их в подвесочную камеру.
* * *Всё это время Любисток висел вниз головой, терпеливо ожидая, когда что-нибудь случится. В подвесочной почти никогда ничего не происходило, а уж после побега Ника — так и того хуже. Как любезно со стороны Алли присоединиться к ним! Но вот ведь странно — кажется, она вовсе этому не радовалась.
Любисток не разделял её недовольства. Ведь он постиг глубинный смысл вещей. Словно всё его существование — это пазл, кусочки которого раньше были разрозненны и валялись как попало, а теперь легли на предназначенные им места. И неважно, что отображено на кусочке: темень, царящая в бочке с рассолом, или тысяча подвешенных за щиколотки детишек — важно, что пазл был собран. Он, Любисток, был собран, а в каких обстоятельствах — не существенно. Какие бы неприятности с ним теперь ни случились и как бы много их ни было — им не испортить чувство, владевшее мальчиком — ощущение своей абсолютной завершённости. Он не мог этого объяснить Алли, как не был в состоянии в своё время ясно изложить это и Нику. Всё, что он сознавал — так это то, что у него не было особого желания покинуть подвесочную, как не было и желания оставаться в ней, если уж на то пошло. Любисток чувствовал полную удовлетворённость уже тем, что он просто… есть.