Все это как-то ассоциировалось у меня с Межигорьем Януковича. Точно такой же дешевый вкус, точно такая же потребность в варварском великолепии. Чтобы глядящий на все это сам валился на колени.
У меня случилась какая-то странная, лихеньская мания. Возвращаюсь сюда уже третий или четвертый раз. Собор выглядел словно небесный НЛО, прибывший в Польшу прямиком из рая типа "под богато", который искушает золотыми хронометрами, новейшими моделями BMW из салона на первом уровне Райской Торговой Галереи, драгоценностями Блысковски[192] и вообще – шиком. С неба, что выглядит как вековечный спа-курорт в престижном местечке, выкупленном за взятку у Небесного Национального Парка, где золотые рыбки скусывают сошедшую земную оболочку. Это вам не банальное, общегражданское, республиканское небо, где все пользуются вековечностью скромненько, почтенно, в белых простынках и босиком, но такое небо, где все олигархи, богачи, краснокаблучники[193], принцы, магнаты или – по крайней мере – владельцы сети соляриев.
Сказать не могу, данный НЛО в окружение вписывался. Потому что свой золотой купол он вздымал среди всех этих домов и крыш самой различной формы и стоимости, а вокруг купола собирались в кучу все те вывески, что розовыми, желтыми, красными буквами вопили, что, мол, ремонт глушителей и новые шины, что мороженное в кредит и кредиты на мороженное. И повсюду кичился новый польский асфальт, уложенный на деньги ЕС, черный и жирный, словно свеженький пирожок с маковой начинкой. Асфальт, который еще не успел потрескаться, пойти пузырями и разлезться. Хотя нечего опасаться, еще успеет.
Каждый, кто следит за польским хаосом, прекрасно знает, что в этом безумии имеется своя метода. Что этот хаос внутренне связан. Что – да – вращается он вокруг черной дыры у себя внутри, но только и ждет, чтобы выдать из себя чего-нибудь архипольское. И выдал – Лихень. Я не могу представить подобный собор, допустим, в Будапеште, Берлине или хотя бы в Праге, зато он спокойнехонько мог стоять в грузинском Батуми или в македонском Скопье, в городах, гораздо более интересных, чем Берлин, Будапешт или Прага, поскольку, подобно Польше, они объединяют в себе крупнейшие из всех возможных стремления и видения с варварством, неумеренностью и искривленностью.
Варварский хаос – это польская форма, которую мы не замечаем, потому что выталкиваем ее из памяти. Потому что мы стыдимся ее, ибо нам хотелось бы быть другими. Нам хотелось бы быть Западом, но не тем, реальным, который нас в очередной раз предал. Польша взбунтовалась против Запада, поскольку тот оказался чем-то иным, чем должен был быть. Золотые, сияющие неоны превратились в банальные рекламы Rossmann и Lidl. Доджна была стать страна богатства, а вышла – страна левацтва. Должны были быть задницы с разворотов "Плейбоя", в быстрых тачках, а пришли драчки феминисток, что слово "задница" женщину оскорбляет, плюс нагоняй от зеленых, что быстрые тачки отравляют атмосферу. Не говоря уже о том, что "Плейбой" покончил печатать наготу.
И-эх, поляки, да мы тут у себя получше Запад устроим, только подождите. И сделаем то же самое, что и всегда: возьмем от вас только то, что хотим, а не то, чем вы нас кормите. Съедим ваше мясо, а салатик оставим. И выставим то, что от вас возьмем, так, чтобы оно нам, а не вам нравилось. Лучше всего: на кучу, чтобы была большой. Возьмем от вас, по-пански, фонды ЕС, те или иные технологические know-how, германские автомобили, французские сыры, шведскую мебель, сверху присыплем республиканской фикцией, чтобы не получилось так, будто бы мы такие большие хамы, что без трусов по улицам ходим, ведь и у нас республика, да что там – Жечьпосполита[194], а потом скажем Западу: дал, фраер, так что теперь собирай. Огонь костра уж догасает[195]. Здесь тебя никто не любит. А свои цацки оставь здесь, на месте.
Я шел на Голгофу. Думаю, что все туда должны пойти. И я не стебусь. Анджей Стасюк[196] писал, что приехал в Лихень насмехаться и стебаться, но это быстро прошло, и он был прав: здесь не над чем насмехаться, сюда необходимо приехать, чтобы понять Польшу. Не то, чтобы сразу молиться, но чтобы увидеть, что так долго в качестве "настоящих европейцев" мы выталкивали из собственного подсознания. Чтобы увидать, кто мы такие.
192
Blysk = блеск, молния, вспышка. Понятно, что дается ассоциация на кристаллы Сваровски.
193
Значительный отпечаток в истории красного каблука оставил Людовик ХІV, чью обувь начали украшать красными каблуками. История свидетельствует, что во времена Короля-Солнца красный цвет подчеркивал особое общественное положение. Монархом был издан указ о том, что красные каблуки разрешается носить только знати. Красный цвет каблуков был привилегией, которая являлась отличительным признаком аристократии многих европейских стран. (https://stylish.su/modastil/istoriya-mody/krasnye-kabluki )
194
Rzeczpospolita (в качестве напоминания) это прямой перевод на польский язык латинского выражения Res publica = общее дело.
195
"Огонь костра уж догасает" (Ogniska już dogasa blask) – прощальная харцерская песня (попробую перевести, пионерская песня на прощальном костре в честь окончания лагерной смены)