И уже с нескольких шагов заметил, что там совершенно ничего нет. После этого повернулся и возвратился к машине, молясь, чтобы это "ничего" не побежало за мной и не бросилось мне на спину. В забегаловке, где подавали жареную рыбу, было светло и звучали американские колядки. Какие-то типы ели треску и хвалились, кто из них сколько раздолбал тачек, и какие из них были дороже. Потом им вручили счет, и было видно, что им жалко и печально, но они вежливо расплатились и вышли. И даже не сказали "до свидания".
По утрам со мной случаются приступы оптимизма, кажется, что хуже уже и не обязано быть. А потом вспоминаю, что писал Дыгат[32] про сентябрь тридцать девятого года: когда немцы уже шли на Варшаву, он сидел дома и ждал, и ждал, и ждал, пока в каком-то моменте то, что они идут, а он ждет, показалось ему абсурдным и никому не нужным, просто-напросто идиотстким: вся эта война, вся эта стрелянина, а под конец он был буквально уверен, что ведь немцы и сами обязаны понять эту бессмысленность, что вот прямо сейчас они хряпнут своим оружием о землю и вернутся в свою Германию. И то были краткие мгновения облегчения.
Скука, скука, скука, и ничего не происходит
В Германии все время нужно себе сильно представлять, чтобы не заснуть. Не помню уже кто из польских пост-прославляющих-помещичьи-имения писателей описывал свою родную Беларусь как страну настолько скучную, однообразную и неэффектную, что ее необходимо было все время обогащать интенсвно работающим воображением. С Германией у меня выходит то же самое. Потому что Германия, ну да, теоретически эффектна, ведь там имеются Альпы, долина Рейна, архитектура – но все это настолько вылизано, настолько однородно покрыто украшательской лакировкой, что вся эффектность, непонятно когда, размывается. Переусердствовала немчура. Каким-то чудом, немцам удалось из по-настоящему красивой и неприкрашенной страны сделать глазированный кукольный домик. Ну ладно, не из всей страны. Ее, то тут, то там, спасают чудесные местечки в бывшей ГДР, какие-то там Франкфурт на Одере, Гёрлиц, Губен, Рюгге, все те красивые и до кошмарного пустынные места на границе с Польшей, где время от времени по спине пробегает дрожь. Ведь, к примеру, увидеть турецкое семейство, прогуливающееся по сталинскому по форме Айзенхюттенштадту и подозрительно рассматривающее эту архитектуру родом из Брутопии[33], это увидеть столкновение миров, вдобавок, в декорациях довольно-таки отчаянно напомаженного постапокалипсиса.
Цедыня
"Kosmeti Studio Solarium Turbo Klima", а улица дальше идет под гору; каменные дома выкрашены в разные цвета, что ни бизнес – то другой цвет, а фронтоне того здания, где "студия солярий" еще и мозаика из 1972 года, с тем, что трети ее уже нет: упала.
- И вот немчура или москаль, на месте не осядет, палаш в руку не схватив, - обращается ко мне некий пан возле рынка, видя, что я делаю снимки. – А как оно дальше деется? Что будет нашим девизом? Пан больше знает, или только то, что все и так знают?
- А девизом нашим, - отвечаю ему, - будет свобода.
- И отчизна нашего рода[34], - продолжает пан и просит мелочевку. – И скрывать не стану, - признается, - не на хлеб прошу, а на выпивку.
- Нету у меня, - отвечаю я ему, потому что у меня и нет. Впрочем, чего это я объясняюсь.
- А тогда иди-ка, пан хитрован, нахуй, - говорит пан и удаляется в сторону магазина с надписью ПРОДУКТЫ на вывеске, а ниже, тоже большими буквами: LEBENSMITTEL.
"Боже, какой клёвый городок", - думаю я на углу Шцегенного, Костюшки и площади Свободы. Даже амулет, похоже, здесь имеется. Зовут его Чциборек, и висит он на доске объявлений. Это в честь Чцибора, победителя в битве под Цедыней, брата Мешко I[35]. На мусорных урнах наклеено название фирмы: "Юмар". Солнце постепенно скатывается к западу, но все так же жарко.
Народ сидит на разделительной стенке перед магазином. Пожилой пан в жилетке, седой. Еще один, в фуражке. Девушка в сандалиях проходит мимо, приветствует мужичков, заходит в магазин.
- Сегодня оно как в Италии, - говорит пан в фуражке и лениво потягивается. Второй, похоже, желает что-то сказать, но только смеется.
- Как в Италии, - так что повторяет пан в фуражке. И действительно. Почему бы и нет. Асфаль и польбрук (брусчатка, мостовая плитка польского производства; побольше про "польбрук" можно узнать в книге Земовита Щерека "Семерка") нагреты, цветная штукатурка домов – тоже. Штукатурку клали уже поляки, дома строили наверняка строили немцы. Битву под Цедынью выиграли – сложно сказать кто. Поляне? Лужичане? Люди Мешка? Чцибора?
32
Станислав Людвик Дыгат (1914 – 1978) — польский писатель, журналист, драматург и сценарист.
33
Брутопия — тоталитарное государство из комиксов, карикатура на Советский Союз. Счастливых людей там буквально пятеро. (комикс - http://spidermedia.ru/comics/disney-idw-2015-04 ).
34
Автор и встреченный пан цитируют Marsz Polonia: Moskal Polski nie zdobędzie Dobywszy pałasza Hasłem naszym wolność będzie I Ojczyzna nasza. (http://msus.edu.pl/slowa.php?str=pioswie<r=%&s=436 )
35
Ме́шко I (