Потому-то, на ограде одного из мостов, возведенного в рамках антикизации, рядом друг с другом стоят статуи древних мужей в тогах и славянских воев в шлемах и перевязанной ремешками обувке. Все это отдает таким китчем родом из Лас Вегаса, как будто бы кто-то желал не раздуть эту древнюю память, но хорошенько ее потроллить.
Все это раздражает не только тех жителей Македонии, для которых важна какая-то эстетика, но и греков, которые блокируют вступление Македонии в НАТО и ЕС, поскольку Скопье отсылается к традициям Македонии, которые греки считают собственными. Потому-то великая история Македонии укрывается с помощью дешевого трюка, заключающегося в том, что памятник Александру официально не называют памятником Александру, но статуей "воина на коне", а памятник Филиппу – просто памятником "воину". Правда, ничего это не меняет, ведь грекам важен не только Александр с Филиппом, но само название Македонии, на которое – как утверждают Афины – славяне прав не имеют. И вот, в том числе, и потому в международном форуме Македония не имеет названия, а чтобы было понятно, о какой стране идет речь, ее описывают как FYROM – Former Yugoslav Republic of Macedonia (бывшая югославская республика Македония – англ.).
Именно так и выглядят все эти междуморские сны о величии. Все эти национальные абсурды и одержимости, возведенные в наивысшую степень. Политики из страны, у которой обанкротившийся сосед забрал даже название, ездят в Среднюю Азию, в древнюю Бактрию, разыскивать потомков воинов Александра, вместо того, чтобы заделывать ямы на дорогах; они строят для себя в столице макет Греции и Рима, вместе взятых, а триумфальную арку, названную Порта Македония, суют между домов и лавок с фаст-фудом, потому что Скопье – что там ни говори – город маленький, и слишком много места в нем просто нет.
Но большая история – это большая история, и чем более ничтожна реальность, тем приятнее погрузиться в чего-нибудь глубинное.
Когда-то ходил я по Охриду, городу над Охридским Озером, на другой стороне которого лежит уже албанский Поградец, т вот там-то я встретил Славка, христианского – как он сам утверждал - философа, который решил научить меня правде.
Этой правде он обучал меня под ракию целый вечер, а я с изумлением узнавал о том, что македонцы – это прапредки всех славян, поскольку, говорил он, их название взялось от "славы". - Македонский язык, - говорил он, - это один из древнейших языков мира. Ведь Македония – это было ядро всего славянского. Славянское название Адриатического моря – Ядран – как раз об этом свидетельствует, ведь "Ядран" это ничто иное, как именно "ядро". А кроме того, славяне были повсюду. Достаточно поглядеть на карту Средиземноморья, и там, где собственное имя начинается с "Л", прибавлять затерявшееся "С". И вот так Ливан станет славянским Сливаном, а Ливия – Сливией. Достаточно чуточку поменять гласные и заменить "Б" на "В" (в конце концов, Сербию называли Сервией, а греческого Базилия у славян называют Василием) – и тут же все становится ясным.
Калкув
С семерки мы съехали между Кельцами и Радомом: а стоило. Потому что мы попали в Калкув, где стоит бетонный "туполев", а к нему приклеены печальные лица Леха и Марии Качиньских, и некоторых других жертв катастрофы. "Туполев", ну да, производит впечатление, той своей трогательной неуклюжестью, идущей от низов, с тенденцией сделаться новым символом польского христианства, который, возможно, через какое-то время станут вешать над дверями рядом с крестом (или вместо него) – но впечатление от него не самое большее. Наибольшее впечатление производит стоящая рядом Вавилонская Башня.
Вообще-то, в принципе, это не Вавилонская башня, а только лишь традиционная польская Голгофа. Здесь – она вроде как и сформирована как замок, обвешанный польскими гербами. Но выполнена она в той самой наивной, трогательно примитивной технике, что и "туполев", с той же самой неумелостью. Скорее всего, желали достичь одновременно впечатления возвышения и замка. А вышел зиккурат. Вавилонская Башня. Народ книги, которая чуть ли не сразу, только откроешь, лупит его наотмашь по роже, чтобы он, случаем, не пробовал Богу в окошко заглядывать и такие вот башни возводить – сам у себя такую Вавилонскую Башню, желая, наверняка, только добра, и с полными устами Господа, возвел.