Я люблю приезжать в окрестности Житавы, туда, где находится тройной стык чешской, польской и немецкой границ. Это зеленый луг, разделенный водой. Германию от Польши и Чехии отделяет Ниса. Польшу и Чехию разделяет речушка с названием Любута, хотя, по сути дела, называть это недоразумение рекой – это уже злоупотребление.
Когда я был там в самый первый раз, стояла весна, и на деревья начала вползать зелень. Между Польшей и Чехией, перескакивая с бережка на бережок, шастал кот. Я глядел на него и размышлял над тем, а вот как его подчинить. Кот – это кот, но польский кот и чешский кот – это два разных кота. Я глядел на эту струйку и размышлял над тем, а где может быть средина этого вот потока, поскольку, в соответствии с международным правом, как раз по средине потока и проходит граница, разделяющая два государства. По одной стороне этого едва текущего несчастья – городская Чехия со всем своим чешским этосом[91]; с другой – пост-сельская Польша с народным католицизмом и всеми своими травмами.
По чешской стороне был порядочек. Без излишеств, но все-таки. Пахла скошенной травой. Велосипедная дорожка была выложена плиткой. На лавочке сидели три каких-то типа и глядели на немецкий берег. И пили пиво. Говорили, что этот Шенген надо в задницу сунуть. Никому он нафиг не нужен. В Германию они не ездят, да и смысла. А вот поляки, суки, переходят на чешскую сторону и бутылки бьют. Понятное дело, согласился я, чего бы и не бить.
Между польской и чешской сторонами стоит старый, еще довоенный граничный камень. Вырезанная в камне "D" замалевана черной краской в виде буквы "Р". С польской стороны – шрам от костра. С немецкой – крест и черно-красно-золотой флаг.
На польской стороне, словно немая гвардия, стояли ряды садовых гномов. Пограничная армия из терракоты. При гномах крутился какой-то стареющий уже мужичок. Асфальт сделался на минутку польским и в выбоинах, чтобы через мгновение сделаться немецким.
Но Циттау, все же, было Циттау. Никак не Житавой. Житава звучит слишком по-свойски, а это был другой мир. Немецкий ламинат покрывал старую, добрую Центральную Европу. Один немец как-то сказал мне, что в немецком восстановлении к жизни, в покрытии всей действительности лаком порядочности есть нечто тоталитарное. Лично меня это убедило не до конца, но что-то во всем этом имелось.
В Циттау я пил кофе на рынке и глядел, как ведут собственную жизнь немцы. Постепенно и без спешки. Они носились с этими своими тряпичными сумками, выводили на прогулку свои элегантные прически и не бросающиеся в глаза элегантные оправы очков. На обложке одного из выложенных в киоске журналов жирным шрифтом было напечатано, что германские пенсионеры не слишком-то знают, что делать с бабками. Какие-то охипстеренные молодые немцы въезжали в обновляемый дом. У девушки были светлые волосы, и она покрикивала на своего парня, выглядящего почтенным подкаблучником. Мне было ужасно скучно в этой их Житаве, а ведь это была всего лишь бедная, заброшенная восточная Германия, из которой все бежали на Запад. С облегчением, и ведя отчаянную борьбу с собой, чтобы не заснуть, я вернулся в Польшу, которая, по сравнению с той приглаженной реальностью – ну просто кипела. Какие-то бритые налысо типы ловили рыбу в Нисе. При этом они плевали в воду. По другой стороне, по набережной, бегал немец. Не в панике бегал, никуда не убегал – человек занимался джоггингом. С польской стороны я следил за его немецким джоггингом. Да, да, за частью его немецкой жизни. Вот он приостановился, сделал несколько приседаний и поглядел на меня, бессмысленно стоящего по польской стороне человека, который пялится на него. Он поглядел на кусочек моей польской жизни, быть может, удивился, что я трачу свое время на нечто столь непродуктивное, как стояние над рекой и слежение за немцем, который работает над собственным физическим состоянием, только он не дал всего этого по себе познать только вежливо помахал ручкой и побежал дальше.
Далеко, по другой стороне реки, был виден какой-то немецкий дом, а при нем немецкий автомобиль. По польской стороне мужик в растоптанных сапогах ехал на велосипеде. Какая-то семейка из богатыньского среднего класса ехала на собственном "ауди" на немецкую сторону. Вернись денежка к деньгам…
Богатыня
Богатыня, польский остров на конце польского мира. Польский, находящийся на суше Хель[92], окруженный вместо моря чешскостью и немецкостью. В от остальной части Польши он отрезан гигантской дырой в земле, словно лунным кратером, который нужно объезжать и который выглядит словно картина чистейшей воды апокалипсиса. Ну а немецкость… Немецкость повсюду. И в самой Богатыни, и с левой стороны от нее, и с правой. В Богатыни, в центре, стоят дома в эльзасском стиле, выстроенные еще в те времена, когда город назывался Райхенау. Жабка[93], Польская Почта с выложенными на прилавках Иоанном-Павлом II, кулинарными рецептами, написанными монашками, и детскими раскрасками типа "раскрась Мешко и Домбровку[94]" и "соедини точки, и нарисуй проклятого солдата", - а вокруг торчит немецкая архитектура, правда, придавленная польбруком и прореженная покрытыми пастельной штукатуркой домами времен ПНР и III Жечипосполитой. Ближайший город в Чехии называется Фрыдлант, где немецкость настолько сплавилась с чешскостью что уже просто непонятно, где что, где руки, где ноги, где Лойза, а где Алоис. Куда не повернешься – немецкость: и сзади, и с боков, и спереди.
91
Этос (греч. ἦθος «нрав, характер, душевный склад») — многозначное понятие с неустойчивым терминологическим статусом. Понятие «этос» дало начало понятиям этики и этологии. Сегодня под «этосом» часто понимают стиль жизни какой-либо общественной группы, ориентацию её культуры, принятую в ней иерархию ценностей; и в этом смысле этос выходит за пределы морали. Согласно Анчел, этос, в отличие от морали, концентрирует в себе такие нравственные начала, которые не проявляются в повседневной жизни, свидетельствуя о неистребимой человеческой потребности в признании нравственного порядка в мире, даже если он плохо согласуется с житейским опытом людей.
92
Имеется в виду Межея-Хельска, Хе́льская коса́, полуостров Хель — песчаная коса на побережье Балтийского моря. Длина косы составляет 33 км, ширина варьируется от 300 метров до 3 километров. Хельская коса отделяет Пуцкий залив от Балтийского моря.
93
Имеется в виду не земноводное, а сеть маленьких магазинчиков, распространенных по всей Польше.
94
Имеется в виду Ме́шко I — первый исторически достоверный польский князь, представитель династии Пястов, сын Земомысла, внук Лешека. Основатель древнепольского государства; объединил большинство земель лехитских племён и принял христианство латинского образца как государственную религию. Домбровка – его супруга, чешская княжна.