За тампоны Коэрапуу приобрел для конторы Фабиана подержанный копировальный аппарат “Canon”, и у него еще осталось.
У Коэрапуу были хорошие связи с гаражом, который обслуживал заведующих канцелярий и столоначальников. В это время по всей стране царил жуткий бензиновый кризис. По талонам выдавали пять литров на месяц. Но Коэрапуу раздобыл дополнительные талоны и на них купил для канцелярии первый компьютер. Он был произведен в Польше и работал ужасно медленно, ибо понятно, что это не была модель 486-я, которую требовал шеф. Наверное, действительно 486-я была для начала слишком передовой, годилась и попроще, даже 286-я. Но у машины неизвестной польской фирмы вообще не было номера, и она носила имя “Chopin”.
Тот, кто в нее пытался войти первый раз и нажимал клавишу запуска программы, вскоре забрасывал начатое, потому что на дисплее не видно было никакого оживления.
“Наверное, она сломана”, — решал он, махнув рукой.
Однако дело было в том, что компьютер просто медленно работал, долго думал. Лишь через две с половиной минуты раздавался щелчок и на экране зажигались слова: “Good morning, my Estonian friend!”
Разумеется, в этом была виновата не Польская Республика, а нищета Интеграционной службы.
В последнее время лучшим партнером Коэрапуу по совместной деятельности стал бывший коллега еще со времен ДОСААФ, ныне импортер эротического и скабрезного товара, который увлекался политикой и поэтому оказывал Интеграционной службе великодушную помощь. Например, через год после восстановления независимости республики возникла большая потребность в накладных ягодицах, ибо проституция была быстро растущей отраслью народного хозяйства и ягодицы, которые сутенеры называли “сладким обманом”, позволяли запрашивать у клиентов более высокую цену. За них Коэрапуу нажил для канцелярии факс.
Затем он перепродал с большой выгодой порошок, повышающий мужскую потенцию, и выписал на эту сумму прессу, расширяющую политический кругозор, — “Times”, “Spiegel” и “The European”.
Тот день, когда свежие иностранные газеты первый раз пришли в канцелярию, оказался одним из немногих, когда Фабиан видел Коэрапуу улыбающимся.
И как раз сейчас должна была поступить большая партия силикона для улучшения формы груди. Этого товара пришло несколько тысяч кубиков, и Коэрапуу решил его пока попридержать. “В резервный фонд”, — подмигнул он Фабиану. Но шефа это отнюдь не интересовало.
Пакс
Шеф был одним из тех людей, которые умели говорить как с уборщицей Дуней, так и с коронованной особой. Он умел вызывать не простое, а такое доверие, которое проявляют к предприимчивому духу даже в том случае, когда его толком не понимают.
Грибовед Семен рассказал Фабиану, как однажды они вместе с Рудольфо шли глубокой ночью по Мустамяэ, возвращаясь с именин кибернетика Меуса.
Вдали на углу у девятиэтажки стояли трое мужчин. Один из них подошел к ним и сказал по-русски Рудольфо, чтобы тот пошел с ним. У Семена сердце упало, и он хотел удержать Рудольфо. А тот только засмеялся и произнес громко по-русски:
“Это хорошие парни” — и пошел.
Мужики не перерезали ему горло, а, наоборот, дали ему две бутылки водки, сказав: “Честное слово, мы больше не можем!”
Да, шефу многое было по силам. Единственный, кто был ему не по зубам, это Пакс.
Перед ним многослойность Рудольфо заметно таяла. Потому что Пакс был не такой, как большинство людей. Не в том смысле, что он был красивее или уродливее, лучше или хуже, умнее или глупее, чем другие. Это было не важно, потому что Рудольфо справлялся как с глупыми, так и с умными, как с хорошими, так и с плохими, как с неприглядными, так и с красивыми. Нет, просто Пакс был устроен нестандартно, он был из другого материала и в нем не было тех элементов, которые реагировали бы на уловки Рудольфо, на его наживку.
Посланные шефом гонцы, призванные навести мосты, отскакивали от Пакса, как от стенки горох, на его фоне оригинальные и вызывающие восхищение приемы шефа казались простыми и неприкрытыми. Пакс общался с людьми совсем по другой схеме и при контакте нажимал совсем на другие кнопки, чем шеф. Он делал это первобытно, при помощи жестов, призывов и прикосновений. У него был гулкий басовитый голос, который заглушал всех остальных и доносился даже с другого этажа. Пакс говорил отрывисто, часто балагурил и сам же смеялся сказанному. Оставалось впечатление, что он говорит только самому себе, сам веселится и не слушает других. На самом деле он был очень внимательным и его маленькие глазки и уши, величиной с гриб лисичку, улавливали решительно все, ничто не оставалось без внимания.