Служитель спросил, знают ли они эту даму, которая настойчиво просит о встрече с ними.
Фабиан не видел раньше эту даму и другие, судя по всему, тоже. Только лицо Рудольфо осветил отблеск узнавания.
“Как хорошо, госпожа Ныммелийватеэ, что вы нашли время зайти. Мы, к сожалению, раньше не встречались, но я узнал вас по фотографиям. Кроме того, я знаком с некоторыми вашими рисунками. Ну что же вы стоите, проходите, пожалуйста!” — сделал он пригласительный жест.
Госпожа Рутть Ныммелийватеэ говорила по-эстонски лишь с небольшим акцентом.
На ее лице застыло выражение, навеянное образом Греты Гарбо. На ней было легкое потертое пальто с воротником из искусственного каракуля, волосы украшал искусственный василек. Она производила впечатление женщины, которая не умеет стареть и которая живет одна, отчего стала немного странной. А может, такой образ определяла известная богемность, ибо Рутть Ныммелийватеэ занималась искусством. Как они впоследствии услышали, госпожа зарабатывала в основном частными уроками по смешиванию красок и композиции, а также рисованием карикатур для мелких местных газет.
Из вместительной сумки, висевшей у нее на плече, дама выложила на стол папку со своими последними работами и показала, как она изобразила Рудольфо.
Но для Фабиана гораздо важнее, чем папка с произведениями искусства, был большой термос, который она вытащила из сумки. В нем была горячая вода. Рядом она поставила банку среднего размера с растворимым кофе и две поменьше с порошковыми сливками и сахаром, три средней величины булочки, сыр и масло.
“Я подумала, где же вы в чужом городе... — произнесла госпожа Рутть. — Вы там и в Эстонии... Мне подруга писала, какие у вас зарплаты... Ешьте, — махнула она рукой. — Все голодные эстонцы...”
“Это очень проницательно и благородно с вашей стороны”, — сказал Рудольфо, и остальные тоже что-то пробормотали в знак благодарности.
“Ешьте и пейте, — повторила Рутть Ныммелийватеэ. — Все голодные эстонцы...”
У нее навернулись слезы, и она скрылась в спальне Рудольфо.
Они дружно вздохнули и с аппетитом принялись за еду, пока от нее не остались только крошки.
“Я завтра снова приду”, — сказала умиленная госпожа Рутть при расставании.
Теперь они гораздо бодрее могли встретить свой новый день.
Они строятся
В одиннадцать часов их должен был принять руководитель сектора стран бывшего Советского Союза канцелярии иностранных дел мистер Стулпо.
“У тебя сегодня свободный день, — сказал Рудольфо Орвелу. Сходи на Арлингтонское кладбище. Там похоронен Джон Кеннеди. И поразмышляй хорошенько над его могилой”.
Остальные сели в такси, которое вызвал Екабс.
Канцелярия располагалась за железными воротами в зелени сада. При входе с них сделали моментальные снимки, и прикрепили к груди в пластиковой карточке с подписью “Visitor”.
Мистер Стулпо оказался человеком маленького роста, на редкость неприметной внешности, с ухоженными густыми волосами. Он вежливо попросил их сесть и выслушал с вниманием хорошо воспитанного человека, время от времени направляя на них взгляд из-за круглых стекол очков.
“Мы не можем развивать свою экономику, пока не станем субъектом международных отношений, — говорил Рудольфо. — Мы не можем заключать никаких договоров ни по займам, ни по обороне. Без регистрации нашей независимости, то есть признания ее de facto, потому что de jure практически ничего не стоит — простите за прямоту, ибо у нас за плечами пятидесятилетний опыт — без этого признания на самых представительных форумах не может быть и речи об интеграции Эстонии в мировое сообщество”.
Мистер Стулпо потер руки и ответил:
“Если бы это зависело от нас, мы бы, разумеется, зарегистрировали вашу независимость немедленно. Но мы подчиняемся президенту и правительству”.
“И все-таки, — произнес Рудольфо. — Вы имеете большое влияние на страны НАТО. Бывшие соцстраны тоже — „за“. Мы также можем быть уверены в северных странах. Финляндия колеблется и проголосует нейтрально. Тогда „против“ останется только Союз Независимых Государств. И Россия не посмеет возразить, поскольку побоится оказаться в международной изоляции”.
Этот разумный и смелый ход мысли оказался неожиданным для мистера Стулпо. Он засомневался и помедлил с ответом. Конечно, он понимал, что никаких принципиальных возражений он не может предъявить Рудольфо. Вопрос заключался только в дипломатии. А не зайдет ли этот политик из неизвестного маленького государства слишком далеко и не испортит ли игру? В таких делах есть своя особая очередность.