“Я знаю это, — кивнул Пазолини. — Но вы понимаете, что история подходит к концу. Это то же самое, как если бы закончился большой Топ-сорок. Если однажды будет подведена черта, то настанет конец! Кто на борту, тот на борту, кто за бортом, тот за бортом. То, что раньше было иначе и потом тоже могло пойти по-другому, — это больше не имеет никакого значения. Потому что если история закончилась, то новых Топ-сорок больше создавать не будут. Останется как было. И жаловаться будет некому”.
“Мы, конечно, это понимаем, — согласился шеф. — Только кто-то в песенном конкурсе — как вы соизволили это назвать — нашу песню под своим именем представил. Мы лишь хотели бы это исправить. В смысле авторских прав”.
Пазолини рассмеялся: “Хорошо, я обещаю, что представлю этот вопрос нашей комиссии в вашей терминологии!”
“Будет как большой сказал”, — произнес Екабс, когда они вышли на улицу.
Все рассмеялись.
На углу они снова взяли такси. “Тебе пора”, — сказал шеф Екабсу, когда они проехали километр. Тот кивнул и вышел из машины. Дальше они поехали втроем, пока не подрулили к зданию с серо-голубыми колоннами в стиле неоклассицизма, украшенному башнями, напоминающими средневековую крепость.
В приемной секретарь им сказал, что член Представительной палаты, бывший помощник президента по вопросам государственной безопасности мистер Влык-Новак уже ждет их.
Мистер Влык-Новак, казалось, был к ним весьма благосклонен. Этому могло способствовать то обстоятельство, что его родители были чехами, которые бежали из Чехии в сорок восьмом году после убийства Томаша Мазарика. Мистер Влык-Новак выслушал традиционные аргументы шефа с большим вниманием и озабоченно кивнул.
“Я сделаю все, что смогу, — в растроганных чувствах пожал он им руки. — Мы не отдадим вас русским”.
“Жаль, — произнес шеф, когда они снова сидели в такси. — Влык-Новак, по всей вероятности, смог бы убедить члена номер три комитета безопасности, за которым стоят могущественные компании по производству хлора. К сожалению, репутация Влыка-Новака уже не та, что несколько месяцев назад. На него легла тень сотрудничества с Роджерсом, из которого в прессе сделали козла отпущения в связи с коррупционным скандалом в Гиннес и Ко”.
Фабиан не слышал об этом ровным счетом ничего и счел за лучшее промолчать.
“Куда едем?” — спросил негр-таксист.
“На Триумфальную площадь, — произнес шеф. — Это является нашей целью вот уже пять лет. Кстати, — продолжил он по инерции, — вы знаете, где находится Эстония?”
“Конечно, знаю, — оветил негр. — Это там, где раньше жил Арво Пярт”.
“Откуда вы знаете Пярта?” — даже Рудольфо не смог скрыть удивления.
“Я изучаю в университете музыковедение, — сказал таксист. — Иногда играю в оркестре, замещаю, когда надо. Я знаю произведения Пярта. Композитор что надо”.
В клубе возле Триумфальной площади они встретились с самим гномом Момсеном, который оказался большим крепким мужчиной лет пятидесяти. Глаза немного навыкате с тяжелыми веками и властная линия рта давали понять, что ему не нравится, когда возражают. Поэтому даже Рудольфо помалкивал, когда Момсен развивал свои идеи, связанные с Эстонией.
“Вы должны отказаться от восточного рынка. Иностранному капиталу нужны гарантии. Вы можете получать доход от туризма, — поучал он, откинувшись в кресле с закрытыми глазами. — Вы должны организовать свободные выборы. В прессе не должно быть цензуры. Вам нужна своя валюта”.
Они сидели тихо, как мыши, и слушали, как школяры. Шеф распорядился, чтобы Андерсон записал весь разговор, и украдкой дал Фабиану знак, чтобы тот изобразил на лице еще большую преданность.
Момсен говорил долго. Под конец он добавил несколько советов относительно животноводства, порекомендовав отказаться от разведения коз в Эстонии.
“Это животные для бедных, — произнес он. — Например, в районе Нью-Мехико местные жители используют одно и то же слово для козы и овцы”.
“Тоже мне восточный мудрец, — сказал Рудольфо, когда они спускались в лифте. — Из-за его болтовни у нас осталось совсем мало времени”.
Когда они сели в очередное такси, Рудольфо попросил разрешения позвонить. На другом конце был некто Флэннери, который недавно встречался с руководителем канцелярии иностранных дел.
“Он одобряет нас?” — поинтересовался Рудольфо.
“Он сделал это на дипломатическом языке, — ответил Флэннери и спросил: — Как обстоят дела с Ельциным?”
“Он недавно попал в аварию”.
“У меня такое чувство, что ГБ намерена разыграть балтийскую карту”.