Вообще-то, он с самого начала довольно скептически относился к этой затее, которая стоила стране тридцать пять миллионов долларов; он никогда не мог забыть, как Даллес, холодно поблескивая узенькими стеклами очков, убеждал его, что в случае непредвиденных обстоятельств самолет рассыплется, исчезнет, превратится в пыль…
– А пилот? – спросил Эйзенхауэр.
– Погибнет, – ответил Даллес. – Все продумано, он тоже исчезнет.
– Но это невозможно! – с трудно скрываемой неприязнью посмотрел он на Даллеса. – Это безжалостно и лишено какой-либо нравственности.
– Мистер президент, – ответил Даллес тихим голосом, – молодые пилоты Центрального разведывательного управления идут на дело с открытыми глазами. С одной стороны, это высокий патриотизм, свойственный людям нашей страны, с другой – если смотреть правде в глаза – бравада отчаянных головорезов, готовых на все… И потом, мы им очень много платим… В случае трагического исхода их семьи не будут знать забот – полнейшая материальная обеспеченность… Но это – крайний случай, мистер президент. Русские не достанут наши У-2, у них нет таких ракет, уверяю вас, риск совершенно минимален…
…Вскоре после того, как газеты напечатали сообщение о точной дате встречи «большой четверки» в Париже, рано утром, что-то около шести (первое, что Эйзенхауэр заметил, когда его разбудили, был косой, какой-то осенний дождь за окном, хотя в эту пору здесь, в Вашингтоне, всегда давила влажная жара), помощник сообщил ему, что с военной базы Адана, в Турции, исчез самолет ЦРУ У-2.
– То есть как это так – «исчез»? – удивился Эйзенхауэр. – Его похитили?
– Нет. Он вылетел, но связь с ним вскоре прервалась…
– В каком направлении вылетел У-2? – спросил Эйзенхауэр, одеваясь. – Запросите маршрут. Полагаю, он не взял курс на Россию?
– Нет, – ответил помощник, – из Лэнгли сообщили, что самолет отправился в направлении Ирана и Афганистана…
– Слава богу, – заметил президент. – Хорошо, что вы меня разбудили, сейчас я приду в Овальный зал…
…Когда стало известно, что У-2 сбит над Свердловском, Эйзенхауэр горько усмехнулся:
– Что ж, можно считать, что встреча в верхах расстреляна… Кому это на пользу? Нам? Вряд ли…
Он помнил, как Даллес, вызванный им в Белый дом, предложил взять на себя всю ответственность и выйти в отставку…
Эйзенхауэр сухо заметил:
– Подписав вашу отставку, я таким образом публично признаю, что в этой стране правит не народ, избирающий своего президента, а Лэнгли, самовольно определяющая политику Соединенных Штатов… К сожалению, я не могу принять вашу жертву, Аллен… В данном случае вы принудили меня пожертвовать своим честным солдатским именем – во имя престижа этой страны…
Эйзенхауэр никогда не мог забыть долгое совещание в Белом доме накануне вылета в Париж, после того как Кремль потребовал от президента – в качестве необходимого шага перед началом переговоров, – официального извинения за случившееся: самолеты-разведчики совершают такого рода маршруты над территорией другого государства лишь накануне запланированной агрессии; с такого рода утверждением было трудно спорить; как генерал, планировавший высадку союзников в Нормандии, Эйзенхауэр понимал справедливость русского требования, но, как президент великой державы, он прежде всего был обязан думать о протоколе, который вобрал в себя – в данном конкретном случае – вопрос престижа Америки…
Он помнил, как вошел в зал заседаний «большой четверки»; Эйзенхауэр полагал, что, обменявшись с русским лидером взглядами, первым подойдет к нему и протянет руку; это вполне можно толковать как некую форму извинения; он увидел лица русских министров Громыко и Малиновского, которые смотрели на него ожидающе, и в их глазах угадывалось подталкивающее доброжелательство; Хрущев, однако, сидел насупившись, головы не поднял, на Эйзенхауэра даже не взглянул; все попытки де Голля найти компромисс к успеху не привели, встреча в верхах закончилась не начавшись. Вернувшись в Вашингтон, Эйзенхауэр ощутил тяжелую усталость и впервые подумал о возрасте: болело под левой лопаткой и ломило колени.
Он попросил помощника выяснить, кто же по-настоящему стоял за расстрелом совещания «большой четверки»; да, понятно, Даллес; но ведь он лишь исполняет задуманное, получает рекомендации, не зафиксированные ни одним документом, и лишь затем проводит их в жизнь.