Тут Алик принялся подробно разбирать это стихотворение, казавшееся мне сугубо конкретным, а потом другие любовные вирши, в которые я вкладывал свою конкретную влюбленную душу — все как примеры бледной незапоминающейся абстрактности. Закончил он разбор тем, что он верит: я еще овладею лирическим жанром, где мне может пригодиться и присущий моим стихам юмор.
Алик закончил. Его место за столом занял второй оппонент, вальяжный, в расстегнутом кителе.
— Виктор Салов, — представил мне его Глеб Сергеевич, — наш сатирик, металлург. Четвертого, по-моему, уже курса, а, Витя?
— Четвертого, увы!.. — подтвердил сатирик.
Разбор Виктора Салова был краток. Он просто прочел обращенное ко мне стихотворение, где «Олега» рифмовалось с «коллега», где он приветствовал меня, новичка, и передавал мне свою сатирическую лиру.
— А что касается замечаний по стихам, — сказал он, — то я согласен с замечаниями Алика Городницкого: конечно, лирика Олега много слабее.
Виктор Салов торжественно пожал мне руку, как бы символически передавая эту самую лиру, и неспешно вернулся на свое место.
— Прошу высказываться. — Глеб Сергеевич сделал приглашающий жест кружковцам.
Поднялся тот самый усач, оказавшийся еще и долговязым.
— Белоцерковский Всеволод, — назвался он. — Первый курс горной электромеханики. Сам стихов не пишу. Но что это за мягкотелый разбор стихов, прямо уши вянут! Ладно, я не беру его юмористические стихи, по поводу которых тут даже лиру передают державинским жестом. Я говорю о его так называемой лирике, в кавычках. Никакая это не лирика, пусть он даже и не воображает, что это лирика. Это какая-то детская болтовня!..
— Ну зачем же так категорично, — подал голос от окна Глеб Сергеевич.
— Я просто предостерегаю автора, чтоб он не воображал, что пишет лирику! Какие-то глаза, в которые он глядит… Всю дорогу какие-то у него глаза! Вот я записал даже: «Погляжу я в глазищи без края // И увижу в них ясный ответ». Ну что ты там увидишь, в глазах у своей, как там ее?..
— Гали, — подсказал парень с распухшим носом, Леонид Агеев.
— Гали-Вали-Ляли… Какая разница, — гвоздил меня Всеволод Белоцерковский. — Ни черта ты там не увидел, если так описываешь! Ты Симонова читал? Плохо, значит. читал! «Я унести хочу с собою // Цвет глаз твоих, вкус губ твоих», — вот как пишут настоящие поэты, вот что такое настоящая поэзия!
— Ты уверен, что эти стихи — вершина лирики? — спросил Глеб Сергеевич.
— Во всяком случае, одна из вершин! — ответил Белоцерковский и попер на меня с новой силой.
— Или этот стишок про комбайнершу, как ее там?
— Анюту, — опять подсказал Леонид Агеев.
— Опять эти пресловутые глаза! Ну, почему они голубые? Ответь ты мне, Олег! Да просто потому, что штамп!
— По-моему, понятно, почему голубые, — возразил Агеев, — потому, что она часто смотрела в небо, у автора оговорено…
— И я в небо смотрю, а у меня — черные! — совсем разозлился усач. — Ничего себе метафора! В общем, я, конечно, извиняюсь перед Олегом Тарутиным. но вся его так называемая «лирика», честно говорю, не вызывает у меня ничего, кроме смеха.
— Ну и смейся на здоровье, — буркнул я, отводя глаза от своего согруппника Лободюка, втянувшего в плечи голову при последних словах Белоцерковского.
— Кто еще? — как ни в чем не бывало спросил Глеб Сергеевич.
Дальнейшие выступления были кратки. Все же большинству мои стихи понравились, кому-то даже лирика. Одна девушка хвалила даже несчастную «Комбайнершу», которую уже читала в «Горняцкой правде».
Итоги подвел Глеб Семенов (по правилам ЛИТО, как я узнал, он всегда говорил последним, чтобы не навязывать своего мнения). Глеб согласился с Аликом Городницким относительно «органичности юмора» и «свежей струи», на которые он обратил внимание еще при встрече в «Смене». Но законченных стихов даже этого плана у меня все же нет, а что касается лирики, то на данном этапе едва ли не прав грозный Сева Белоиерковский, судя по всему, наш будущий критик. Но все это дело наживное, нужно лишь работать и относиться к своему творчеству ответственно и предельно критично.
Из института мы вышли с Лободюком, двинулись по набережной к мосту Лейтенанта Шмидта.
— Ну, как тебе разбор? — полюбопытствовал Славка. — По-моему, очень деловой, не то что базар в университете.