Наша Лида Гладкая, к тому времени — уже жена Горбовского (о чем я узнал с удивлением), после занятий кружка сказала мне несколько смущенно:
— Не обижайся ты на Глеба, он же в самом деле — из лучших побуждений… Два дня на машинке стукал.
Я долго хранил эту критическую машинопись, как и листы своих стихов с того обсуждения. Листы были сплошь испещрены глебовскими (не соседкиными же?) карандашными птичками, вопросительными знаками, словами типа: «ах-ах», «ну и ну» и «надо же».
А что касается помянутых Глебом Сергеевичем баек одноразового употребления, то вскоре я жестоко поплатился за их написание.
25
«Горняцкая правда» объявила: «14 апреля открывается Третья областная конференция молодых авторов. От нашего литобъединения в работе конференции будут участвовать следующие товарищи (обычный перечень плюс Глеб Горбовский). На конференции будет подробно разобрано творчество каждого поэта».
Конференция проходила в Доме писателей на улице Воинова, где мы уже бывали не раз: Глеб водил нас на заседания секции поэзии, мы занимали стулья в заднем ряду и помалкивали. Видел я уже и тогдашнего главаря Союза писателей — Прокофьева, хрущевообразного мордатого дядьку, зычно окающего и хозяйски хамовитого. Наш Глеб Сергеевич подчинялся ему по службе — он был ответственным секретарем комиссии по работе с молодыми авторами (а глебовским помощником в этой комиссии был замечательный человек — фольклорист Владимир Бахтин).
Глеб объяснил нам, что на время конференции (неделя) нас освобождают от занятий в институте (ректор получил бумагу от Союза писателей), что, может быть, удастся обеспечить нас кормежкой, раз в день, а занятия будут проходить по семинарам — кто в какой попадет.
Мы отдали Глебу папки со стихами, и черт меня дернул в последний момент сунуть в свою папку сверху те самые байки, штук пять: пусть-де руководители моего семинара оценят поэтическую разносторонность семинариста.
В Дом писателей мы пришли в день конференции задолго до начала занятий. Гардероб, мраморная лестница, Маяковский, то ли тоже мраморный, то ли гипсовый. Тут и там сновали молодые дарования, некоторые из них были знакомы мне по «турнирам» в Политехническом институте. Много народу толпилось перед стендом со списками семинаров и перед огромной стенгазетой, заполненной карикатурами и стихотворными текстами. Газету уже успели выпустить какие-то активисты.
Пока друзья изучали списки семинаров (куда кто попал, кто ведущие?), я подошел к газете. Батюшки светы! А это что за вирши, в самом центре, под заголовком: «И такое пишут…» И карикатура: два алкаша с лиловыми носами. «Васю расспрашивал Сеня, Как тот провел воскресенье? Мучаясь резью животной, Сеня изрек неохотно: „Лучше тут скажешь едва ли: Весело было. Блевали“». Это была одна из тех баек, которые я сунул в папку для демонстрации своей разносторонности. Но как они — без авторского разрешения? Вот гады! И подпись моя…
Друзья тем временем, не найдя моей фамилии ни в одном из своих семинаров, отыскали ее наконец в самом малочисленном семинаре «сатириков-баснописцев».
Ощущение мое было сродни тому, когда накануне приемных экзаменов в Горный я также вот не нашел себя ни в одном из вывешенных списков, когда мне пришлось сдавать экзамены в какой-то приблудной группе опоздавших иногородних абитуриентов. Куда это меня засунули, на каком основании? Какой я, к дьяволу, баснописец, коли ни одной басни в жизни не сочинил?
Отысканный мною страшно занятый Глеб Сергеевич, выслушав меня, спешно куда-то смотался, но изменить уже ничего не смог.
— Сам виноват! — сказал он жестко. — На кой ляд ты напихал в папку этих сатир? А у них в семинаре людей нехватка, вот комиссия тебя к ним и сунула. Ничего, побудешь несколько дней Крыловым.
По всему зданию загремели звонки, друзья сочувственно похлопали меня по плечу, разошлись по своим нормальным семинарам: встретимся за обедом! Я поплелся отыскивать комнату, где собирался этот чужеродный коллектив. «Только бы мне не сегодня обсуждаться, — молил я судьбу, — хоть пару деньков попривыкнуть! А если сегодня, то уж ни в коем случае не первым».
Семинаристов-баснописцев оказалось человек десять. Всех их я видел впервые, за исключением Левы Гаврилова, знакомого по выступлению в Политехе. Лев вытаращил на меня глаза:
— А ты чего сюда забрел, Олег?
— Да вот, впихнули в этот семинар, гады…