Уже отгорел закат, когда его конь, спотыкаясь, остановился перед закрытыми деревенскими воротами. Раздался собачий лай, и одна из воротин приоткрылась, образовав тонкую щель, через которую проник свет от фонаря.
— Кто там? — послышался настороженный голос.
У Тарлаттуса уже не было сил и желания изображать заблудившегося путника, и он ответил:
— Клирик, ищущий ночлег.
Сторож открыл ворота и Тарлаттус показал Святой Знак.
— Наконец-то, — пробормотал мужчина. — Я думал, вы не приедете, педро.
Он подхватил поводья и пропустил архиагента в деревню.
«Наверное, это аббат позаботился обо мне» — подумал архиагент, обходя зарычавшую собаку.
— Она в сарае.
— Простите, сеньор, я не совсем понимаю…
Сторож обернулся.
— Мы тоже, педро, мы тоже.
Тарлаттус побрел за ним, вспоминая разговор с приором. Может быть, он чего-то напутал? Или, — Тарлаттус задержал дыхание, сдерживая нарастающее волнение, — они поймали даву?
С другой стороны улицы появился храмовник с факелом в руках, и сторож остановился.
— Я останусь здесь. Позабочусь о коне.
— Да, я буду вам признателен, сеньор.
— Вас прислал Атирий? — спросил солдат, как только приблизился к Тарлаттусу.
Святой Знак, висящий на его шее и умышленно выставленный напоказ, раскачивался из стороны в сторону и стучал по вороненой кирасе, отсчитывая шаги.
— Нет, а в чем дело, Брат? — спросил архиагент, шагнув ему навстречу.
— Амиго, нам надо спешить. Мы нашли ее несколько часов назад.
Солдат посмотрел на него и нахмурился:
— Парик?
— Особенности сана, — ответил клирик задумчивым голосом, осматривая собеседника.
— Я же говорил им, что нам нужен священник. — Он прошипел неприличное ругательство и вздохнул: — надеюсь, ты сможешь помочь, амиго.
— Посмотрим, — уклончиво ответил Тарлаттус, сжимая в ладони Святой Знак. — Как твое имя, Брат?
— Отзываюсь на Эрика. — Храмовник покосился на Тарлаттуса и добавил. — А тебя-то как звать?
— Тарлаттус.
Они дошли до приземистого строения, запертого на висячий замок, и встали, прислушиваясь к ночной тишине.
— Не томи, открывай.
Солдат воткнул факел в землю и достал позвякивающую связку ключей, блеснувшую в темноте. Из-за нервной дрожи он никак не мог найти нужный ключ, и обернулся:
— Еретики… Только они на такое способны… Может, ты сам? — в его глазах отразился суеверный страх.
У клирика появилось нехорошее предчувствие.
— Давай сюда.
Теряющийся в догадках архиагент открыл замок, поднял факел и вошел в сарай. За его спиной послышался напряженный голос Эрика, схватившегося за рукоять шпаги:
— Амиго, будь осторожнее.
— Не беспокойся, — отозвался клирик и присел на корточки перед девушкой, лежащей на земляном полу. Прежде всего, он смахнул слипшиеся от крови волосы, скрывающие ее бледное лицо с раскрытыми немигающими глазами, и осторожно наклонил факел.
— Эрик, а ты знаешь кто она?
— Жозефина, дочка старосты.
На несчастной было простое, красивое платье, которое провинциальные сеньориты одевали по какому-нибудь особенному поводу. Архиагент обратил внимание на багровые пятна, темнеющие на воротнике и шее девушки, и приподнял ее руку, испачканную в крови. Биение сердца не прощупывалось, и клирик покачал головой. Без всякого сомнения, она была мертва, и кто бы ни совершил это преступление, он был холодным и расчетливым убийцей. Тарлаттус заметил синяки, проступившие на тонких запястьях, и повернул ее ладонь, чтобы их рассмотреть.
К его ужасу и удивлению ледяные пальцы обхватили руку клирика. От этого мертвого рукопожатия становилось не по себе. Неужели она жива? Нет, это невозможно! Она потеряла слишком много крови! Тарлаттус положил факел на землю и, освободившись от захвата, до боли сжал в кулаке четки.
Обернувшись через плечо, он обнаружил заглядывающего в проем Эрика.
«Похоже, он ничего не видел» — отметил про себя архиагент, и пронес руку над огнем, снимая скверну и без разбора молясь всем Ликам и Святым Мученикам.
— Надо прочесть за упокой, — сообщил клирик, и смотрел в пустоту ночи до тех пор, пока до Эрика не дошел истинный смысл фразы.
— Как скажешь, амиго.
Поняв, что его помощь более не требуется, нервничающий Эрик облегченно выдохнул, и, отступив от сарая, растворился в ночи.
С уходом солдата, казалось, время замедлило свой бег.