Один за другим музыканты подключались к программе. В дополненной реальности они появлялись прямо из ниоткуда в воздухе со своими инструментами, ходили по комнате, общались. Со стороны это выглядело необычно: голограммы людей задавали друг другу вопросы и по несколько минут ожидали ответа. Когда начнётся репетиция, Клаус снимет линзы, чтобы полностью погрузиться в музыку.
– Ждём только Эрнста, остальные в сборе, – возвестила Шиори. – Может, начнём пока без него?
– Я здесь, – откликнулся Эрнст Кук с марсианской станции. – Самый далёкий музыкант на связи. К тому моменту, когда вы меня услышите, я уже успею настроиться и заскучать.
Клаус Рихтер отвлёкся от своих мыслей.
– Так, начнём с четвёртой части, пройдём её целиком. Сразу скажу, что в партитуре будут некоторые изменения, но пока играем по-старому. Выставляю таймер на двадцать минут, темп – 115. А пока я вас попрошу настроиться и разогреться.
Клаус развернул во всю стену изображение земной атмосферы и вновь попытался услышать, как может звучать её голубоватое свечение, но тема упорно не шла. Он пытался выхватить из потока гамм, наполнивших космический концертный зал, нужные ноты, но они никак не давались. Наконец, прозвучал предупредительный звонок таймера: осталось восемь минут.
– Эрнст, тебе через минуту начинать. Будь, пожалуйста, внимателен. В шестнадцатой цифре играй как можно тише. Всё, друзья, больше не разговариваем.
Клаус бросил взгляд на таймер и понял, что Эрнст уже начал играть. Как же всё-таки далеко! Казалось бы, простая вещь – виолончелист извлекает звук, и этот сигнал летит семь минут со скоростью света, прежде чем его услышат на Луне. А представить себе, что он уже всю четвёртую часть отыграет, когда остальные только вступят, было трудно. И ведь любой дирижёр для него – изображение, которое машет палочкой из прошлого. Больше экспрессии? Да я уже и играть закончил. Соль диез? Ну, ошибся пять минут назад, уже забыть успел, а вы всех из-за этого остановили зачем-то.
Таймер снова просигналил – 10 секунд. Клаус провёл ладонями по лицу, чтобы взбодриться и выкинуть из головы всё лишнее.
Вторая часть симфонии закончилась триумфальным, победоносно-мажорным «Поехали!» Третья часть вновь вернулась к минору. Самое сложное, самое ответственное, то, на что ушли годы напряжённого труда, только предстояло пройти.
Работала первая ступень ракеты-носителя. Альт, виолончель и контрабас в мощном порыве вели секвенцию шестнадцатыми. Каждые восемь тактов к ним присоединялась валторна и увеличивала накал, вырастая от тихого пения до надсадного крика. «"Заря-1", я "Кедр". Чувствую себя хорошо. Вибрация и перегрузки нормальные», – это у Клауса в партитуре подписана стенограмма переговоров Гагарина и Королёва. Он почти слышит эти слова в нескольких нотках трубы, прорывающихся через сплошную стену струнных.
«"Заря-1", я "Кедр". Закончила работу первая ступень», – говорит Королёв. И сразу же стихают скрипки, виолончель и контрабас, музыкальный размер сменяется на три четверти. Происходит отделение первой ступени, на несколько секунд шум в «Востоке» стихает. Только флейта тянет тонику, и гитара осторожно перебирает септаккорд.
Сменяется тональность, возвращаются четыре четверти – заработала вторая ступень. Скрипки и виолончель играют вариацию прежней секвенции. Сейчас Гагарин доложит Королёву, что произошел сброс головного обтекателя и что он наблюдает в иллюминатор Землю, что хорошо различима Земля… Труба и флейта с пианиссимо, вырастая до мецефорте, начинают обыгрывать полифоническую мелодию. Им вторит альт: «Самочувствие хорошее, настроение бодрое. Все нормально, полет продолжаю». Сквозь волнение гармонического минора пробиваются мажорные нотки, но потом снова пропадают. Напряжение по-прежнему очень высоко. Инструменты вновь умолкают: произошло выключение второй ступени. Тянет тонику валторна. Когда начинает работу третья ступень, в третий раз сменяется тональность.
Струнные ведут вторую вариацию секвенции взлёта. Сильные доли выделяет труба. Через шестнадцать тактов включается запрограммированный Клаусом метроном, и темп начинает спадать. В тот момент, когда отделяется третья ступень, метроном доходит до 90 ударов в минуту и отключается.
Всё. Юрий на орбите. Тихо и осторожно струнные тянут свою красивую мелодию. Юрий делает запись в журнале, и карандаш начинает уплывать. Невесомость. Сейчас он восторженно скажет: «Плавает все! Красота. Интересно!» Короткие штрихи скрипок и воздушное порхание гитары, подчёркнутое тихими крещендо-диминуэндо виолончели.