Когда ворота за спиной Хассельборга с лязгом закрылись, на противоположном конце арены из подобных железных ворот появился друг-екий. Трибуны взревели.
Виктор вышел на бой со своим собственным Бармаглотом без меча и щита и стоял теперь совершенно неподвижно. Если у Ешрама имелась какая-то светлая мысль, то пусть она сработает немедленно.
Екий мягко и неторопливо выступил вперед, остановился и огляделся. Посмотрел на противника, потом на зрителей и глухо заворчал. Затем зверь сделал еще несколько шагов по кругу, хлопнулся на песок, зевнул и закрыл глаза.
Хассельборг замер.
Толпа возмущенно зашумела. Детектив уловил отдельные фразы, то был местный эквивалент земного «судью на мыло!». На арену со свистом полетели различные предметы: спинка от сиденья, кувшин и тому подобное.
Постепенно на трибунах начало твориться нечто совсем уж невообразимое. Тут парочка нетерпеливых зрителей тузила друг друга, там какой-то дерзкий гозаштандец швырял гнилые помидоры в сторону ложи дашта, еще дальше сталкивали с мостков одного из охранников. Солдат с лязгом приземлился на песок, но тут же ловко вскочил (что поразительно для человека, закованного в латы) и бросился к ближайшему выходу. Причиной его стремительности было недолгое пробуждение екия: тот приоткрыл один глаз и бросил на бедолагу сонный взгляд.
Скандал разрастался. Некоторые охранники колотили разъяренных сограждан по головам древками своих алебард. А высоко на трибунах зрители выдирали деревянные скамейки и поджигали их.
— Господин Кавир, — крикнул чей-то голос, перекрывая гам, — сюда!
Виктор оглянулся и увидел, что зарешеченные двери приоткрыты. Он быстро покинул арену, не став дожидаться завершения скандала. Знакомый тюремщик закрыл за ним ворота и бросил:
— Идемте быстрее, зер.
Хассельборг проследовал за своим проводником по лабиринту туннелей на улицу, где его снова посадили в клетку на колесах. Где-то далеко загрохотал гром, и колеса без рессор вторили ему дробным стуком по булыжной мостовой. Повозка уже почти подкатила к тюрьме, когда начался ливень. Возница нахлестывал своих айев и орал:
— Баянт-хао!
— Ну, у нас все-таки получилось, хе-хе! — торжествующе приветствовал Ешрам своего арестанта.
— Каким образом? — спросил Хассельборг, протягивая через камеру бечевку, чтобы развесить промокшую одежду.
— Полагаю, теперь уже можно раскрыть секрет, поскольку дело сделано. Все было достаточно просто. Я подкупил Ррафуна, смотрителя зверинца. Тот всю ночь не давал екию спать, брызгая в клетку водой, а наутро, как раз перед играми, накормил его до отвала. Поэтому зверя больше интересовал сон, сладкий сон, чем бой с вами. Зачем ему втискивать в свое и так уже переполненное брюхо какого-то микардандского шпиона. Одеял у вас хватает? Мне бы не хотелось, чтоб вы погибли от насморка, не выплатив вторую половину обещанной суммы. Будем надеяться, что Гармсел вернется до того, как дашт заинтересуется странным отсутствием аппетита у своего зверька.
Однако остаток дня и ночь не принесли никаких известий ни от солдата, ни от Джама бад-Коне. Виктор утешал себя мыслью, что до ближайшей игры, то есть до очередного сближения светил, пройдет хотя бы несколько дней. Впрочем, если дашт сильно раздражен, он может велеть казнить арестанта без проволочек.
На следующий вечер, после ужина, начальник тюрьмы ввел в камеру Гармсела, уставшего и промокшего насквозь.
— Вы все еще живы, господин Кавир? — обрадовался последний. — Слава звездам! Я не поверил, когда этот мошенник, мой друг Ешрам, сообщил мне о вашей гибели. Давно известно, что из всех лжецов он — самый главный и самый скользкий. Значит, мне в ближайшее время не придется беспокоиться.
— А почему это вам стоило беспокоиться насчет своего гороскопа? — удивился тюремщик.
— Это наши личные отношения с господином Гармселом, — поспешил вставить Хассельборг, не желая, чтобы скептик Ешрам подорвал веру солдата в астрологию. — Ну, как ты справился?
— Привез, — доложил Гармсел. — До Новуресифи мой добрый шомал доскакал в рекордный срок, но обратный путь длился дольше. Меня порядком замедляла необходимость вести в поводу трех здоровенных айев, навьюченных мешками с золотом. Деньги внизу, в приемной, надеюсь, вы не забудете достойно вознаградить меня за поездку.
— Да когда же это Ешрам забывал своих верных друзей? — возмутился начальник.
— Никогда, потому как никаких друзей у тебя никогда не было. Ну да ладно, заплати мне условленное, и я отправлюсь в казармы пообсохнуть. Фойнцак, что за погода!