— Пожалуйста, говорите по-английски, я понимаю…
— Ах, очень приятно! — обрадовалась пуговка и быстро защебетала на своем родном языке: — Мы далеки от мысли, г-н профессор, смеяться над вами… Мы использовали вашу чудную идею, изложенную в вашем чудном романе…
— Роман не мой и идея не моя, — возразил я.
— Знаем, знаем, — засмеялась пуговка, — мы ведь читали и предисловие к вашему роману… Ну, это все равно. Мы построили психо-машину и думаем теперь совершить путешествие на Луну…
— Тэ-экс… — нисколько не убежденный протянул я.
— Нам необходимо в нашей экспедиции иметь опытного руководителя, знакомого с условиями жизни на Луне…
— Я не был на Луне и ничего не знаю, — ухватился я за хороший повод, чтобы отказаться от фантастического предложения.
— Г-н профессор, — застонала пуговка, — зачем такое недоверие? Неужели мы заслуживаем его?
Я очень мало расчувствовался и холодно отпарировал:
— Почему вы не хотите назвать себя? Кто вы такие?
Четырехугольный передернулся, пуговка жалобно продолжала:
— Г-н профессор, клянусь богом, мы вам откроем со временем наши фамилии, но в настоящий момент, клянусь богом, этого мы не можем сделать по соображениям… по соображениям известного порядка… Но, поверьте, мы так далеки от мысли сделать вам что-либо плохое… неприятное…
— Цель вашей экспедиции? — крикнул я коротко.
— О, господи! — залебезила, стеная, пуговка. — Цель чисто научная! Научная и исследовательная… потом — экономическая… Мы думаем найти там (он показал на потолок) тяжелые металлы — вы понимаете? — и камни… да, камни.
— Вы храните в тайне вашу поездку? — спросил я с задней мыслью поймать посетителей и поймал.
— Да-да! Конечно, в тайне! Само собой разумеется, в тайне! — встрепенулась пуговка, очень довольная, что я так простодушно пошел им навстречу. — Только я да вот он знаем об экспедиции и обо всем, что связано с ней!
— А мне думается, — начал я, строго и внушительно глядя в глаза обоим посетителям, — что вас было целое собрание, многочисленное собрание, которое час тому назад — скажу точно — в 8 часов вечера заседало и горячо обсуждало проект приглашения меня в экспедицию!..
Я не успел проверить эффекта, вызванного моей смелой информацией. В общем же эффект был таков:
Пуговка свалилась со стула от неловкого прыжка ко мне четырехугольного… Четырехугольный держал новенький, фатально блестевший маузер и тыкал им в мое лицо…
— Вы слишком много знаете и много хотите знать, милостивый государь, — орал он, продолжая слишком неосторожно потрясать револьвером. — Не важно, откуда вы узнали о нашем собрании, имевшем место час тому назад в Нью-Йорке… Предполагаю, что вы не имели никаких фактических данных, кроме какой-нибудь психо-комбинации, и просто намеревались смутить нас!..
Он был почти прав, чорт возьми!
— Опустите ваш револьвер, — предложил я, — совсем лишнее тыкать им в нос…
Но четырехугольный не опускал вооруженной руки.
— Подождите. Успеете. Джон (это он к пуговке), дай господину профессору чек на 500 фунтов…
— Вот вам, г-н профессор, 500 фунтов. Это аванс. Остальные вы получите завтра в это же время, перед посадкой в машину. Надеюсь, вы теперь не откажетесь следовать с нами?
Чек я машинально опустил в карман: проклятый револьвер не давал возможности ясно мыслить; ведь он мог и выстрелить!…
— Да-да, я согласен, — насколько можно твердо произнес я. — Но опустите ваш револьвер!..
Ах, какой упрямый этот Джек, он же — четырехугольный!..
— Нет. Вы раньше дайте честное, слово джентльмена, что не вздумаете увильнуть от экспедиции, не вздумаете приглашать властей, и завтра, ровно к 9 часам вечера, будете готовы к поездке… Даете в этом слово?..
Милый способ — из-под дула револьвера вырывать согласие да еще закрепленное словом, но пришлось на все согласиться: ведь у меня жена, дети, а этот проклятый четырехугольный обрубок способен был на самый скверный поступок…
— Ну, вот и поладили, — миролюбиво закончил Джек, пряча маузер в карман. — Значат, завтра вы получите остальные деньги… Да, кстати, избави вас бог оказать нам какое-нибудь сопротивление! Тогда, мы уже не к револьверу прибегнем, а к психо-магниту… Надеюсь, вам знакомо это средство?..
Теперь и Джон-пуговка — ехидно хихикал. "Постойте, бандиты", — озлился я.
— Не согласен! Не согласен! — ошеломил я их внезапным криком.
Те даже рты разинули.
Четырехугольный Джек процедил сквозь зубы:,Год-дэм!" (очень неприличное ругательство) и снова полез за револьвером. Пуговка — Джон тоже опустил руку в карман. Конечно, я поспешил об'яснить в чем заключалось мое несогласие:
— Две тысячи фунтов мало! Вы должны дать больше! Может быть, из этого треклятого путешествия не придется вернуться! У меня— семья…
— Ах, вот! — успокоились сразу милые гости. Джек презрительно уронил:
— Сколько вы хотите?
— Пять тысяч фунтов! И половину-сейчас!..
— Джон, напиши г-ну профессору чек на две тысячи…
И они ушли, заверив мне свое глубокое почтение… О, негодяи!..
Едва я успел, заперев дверь, вернуться в кабинет, — новый звонок… Оглянулся: не забыли ли чего мои визитеры. Будто, нет.
Нехорошо, если это жена с детьми. Увидят меня, взволнованного, начнут расспрашивать, беспокоиться…
Славу богу, не жена. Два безузых юнца и спрашивают, конечно, меня.
Вот денечек выдался! Как нарочно, когда мне надо готовиться к серьезной лекции, прут визитеры да все из сорта самых необыкновенных.
Эти тоже начали оригинально. Я поспешил заверить:
— Профессора нет дома. Профессор ушел с 8 часов на лекцию и вернется только к 12. Зайдите, товарищи, завтра.
— Нет, вам надо его сегодня видеть, дело серьезное, — насупившись пробормотал старший из юнцов — с белокурыми вихрами, а младший — с острыми черными глазенками, ни слова не говоря влез в переднюю, хладнокровно оттеснив меня дверью в угол, на плевательницу.
— Мы подождем, — решили они, комфортабельно усаживаясь почему-то на подоконнике, когда в передней стояло достаточно стульев.
— Ну, и ждите на здоровье! — рассердился я, собираясь итти к себе в кабинет
— Подождите, подождите, товарищ, — соскочил вдруг младший, с черными глазенками. Он через открытую дверь увидел в столовой мой портрет.
— Это чей портрет-то? — подозрительно-недружелюбно вопросил глазастый юнец.
— Что вам угодно? — вместо ответа, резко спросил я.
Глазастый горячо обратился к вихрастому, совершенно игнорируя мое присутствие:
— Он (— это, значит, я), он врет… Он — сам профессор и есть… Вон под портретом его фамилия… А портрет его…
Ребята взяли меня в работу. Пришлось сознаться. Но, чтобы не затягивать визита, я не пригласил их в кабинет. Так, стоя в передней, мы и об'яснились.
— От вас только что вышли два подозрительных суб'екта… — начал вихрастый.
— От меня ничего подозрительного не выходило, — отвечал я заинтригованный и смущенный. — Oднакo кто вы сами-то?
— Два "господина" в цилиндрах, — продолжал вихрастый, будто и не слышал моего вопроса. — Они спустились в овраг (дом, в котором я жил, стоял на краю оврага) и оттуда вылетела странная штука, в роде большой сигары; вылетела и унеслась в небо…
— Какое отношение имеет это ко мне? — внутренно я оробел от такого сюрприза.
— А ведь цилиндры вышла от вас? — резонно мотивировал глазастый.
— Ну да, от вас, — подтвердил его товарищ.
— Ну так что же? — смешался немного я, и рассердился. — Чорт вас возьми! Что вам надо? И кто вы такие?
— Мы комсомольцы, — небрежно уронил вихрастый, поглощенный другой мыслью. — Кто эти господа-то? Контр-революцию, небось, затевают?..
Признаться, до сих пор я не думал о возможности таких планов у англичан (или американцев), посетивших меня. К Советской власти я вполне лойялен; с начала революции работаю в рядах советских ученых и совсем не желаю участвовать в каком-либо заговоре против власти, признанной мною. Это я и выразил, обеспокоенный, своим юным визитерам.