И он рассказал.
— В 1935 году было сделано великое открытие, и не какими-нибудь профессиональными учеными, а группой молодых рабочих, лишь с 30 года посвятивших свои досуги науке. Найден был универсальный антисептикум — средство против невидимых врагов человека. Известно, что почти все болезни и даже состаривание человеческого организма происходят от вредноносных микробов, пробирающихся в наше тело.
Найденный антисептикум действует губительно на всех микробов без исключения и в то же время не только не вредит клеткам человеческого тела, но и является хорошим активатором этих клеток в их повседневной работе и предохраняет их от быстрого изнашивания.
Таким образом, открытый препарат служит и идеальным антисептикумом, и настоящим "жизненным эликсиром", которого так долго и безуспешно искали средневековые алхимики.
Благодаря регулярному ежедневному приему его внутрь, человечество совершенно стерилизовалось[3]; принимаемая же пища, подвергнутая предварительной обработке "униантом", так сокращенно стали называть универсальный антисептикум, — не вводила уже новых микробов в тело человека.
Действие унианта сказалось через несколько лет. Мало того, что исчезли все инфекционные болезни, сама жизнь омолодилась. 70-80-летние старики, глядевшие одним глазом в потусторонний мир, после регулярного приема унианта, через 2–3 года становились способными принимать участие в олимпиадах и жили до 179–180 лет.
В общем, наука вывела такое заключение, что чем раньше начинать прием унианта, тем продолжительней становится жизнь. Те, кто принимал его с младенческого возраста — в 30-годах настоящего столетия — имеют до сих пор вид 25-30-летних юношей. Наука пророчит им жизнь до 300 лет.
— Таким образом, — закончил дед Иван, — почти все участники революционной борьбы живы и посейчас.
— Сколько же вы надеетесь прожить? — Андрей улучил момент для вопроса.
— Кто — "мы"? — Деда шокировало почему-то обращение на "вы".
— Извиняюсь, — сконфузился Андрей, — я про тебя, дедушка, спрашиваю…
— Я начал прием унианта, когда мне было 45 лет, следовательно, по данным науки, я проживу 300 минус 45 лет, т. е. — 255 лет…
Для Андрея такая долговечность не была ошеломляющей: он знал примеры более долгой жизни на Луне. Но то были небезы — слоноподобные существа, которые, может быть, самим устройством своего тела предрасполагались к долголетию, а здесь человек, освобожденный человек, своим разумом удлинил себе жизнь чуть ли не в четыре раза!..
Было от чего вскочить со стула и забегать вокруг деда волчком!
— Волноваться не надо, — заученно и машинально посоветовал тот, — волнение сокращает жизнь…
— Это — первый подарок коммунистического труда, — продолжал он, мечтательно глядя в окно, через которое уже пробирались на потолок робкие лучи утренней зари и доносился звон заходивших трамваев.
— Поедем, дедушка, в город, — внезапно предложил Андрей. — Только ты не рассказывай никому, кто я и откуда… Больно надоело мне давать одни и те же объяснения!..
— В город, так в город, — согласился дед, вставая. — Только… банкетик бы следовало…
— Тогда я улечу от вас! — возмутился Андрей. — Я хочу быть инкогнито!..
Дед усмехнулся.
— В таком нелепом костюме трудно сохранить инкогнито!.. Ты, как будто, только что из музея убежал!.. Ну, ин, ладно… Идем-ка, я тебя одену по-человечески…
4.
Было еще рано. Кроме Андрея и деда, в трамвае сидела лишь одна молодая девушка. Она имела такую же простую одежду, только более яркую и цветную.
— Сколько ей лет? — поинтересовался Андрей.
— Хе… хе… лет? — старик, к смущению гостя, за ответом обратился непосредственно к соседке.
— 70, — просто ответила та, — а что?
— Ничего, ничего, гражданка… хе-хе… Вот я с юным другом поспорил о вашем возрасте.
"Девушка" посмотрела на залитое кумачом лицо Андрея и больше не интересовалась им.
— Какого черта вы меня смущаете? — прошептал он возмущенно.
— Опять… вы?! — возмутился и дед.
Андрей поставил ультиматум: если дед будет нескромным — он при всех станет называть его на "вы".
Тому ультиматум не понравился, но и намеренная вежливость Андрея его пугала.
— Ну, ин, ладно, не буду…
Трамвай несся по однорельсовой дороге среди широко раскинувшихся по цветущим садам деревень. Уже подъезжали к городу. В воздухе зареяли дирижабли и аэропланы, не производившие, к удивлению Андрея, никакого шума.
— Они все снабжены заглушителями, — пояснил дед, — а кроме того, тут больше простых планеров… Ребятишки учатся летать.
Действительно, большинство воздушных коней не имело моторов; то были планеры, приводимые в движение летчиками при помощи искусных манипуляций с плоскостями. Сами же авиаторы выдавали себя лишь болтающимися в воздухе пятками.
Заметней оживала жизнь и внизу. На широких улицах-площадях появились женщины с сумками и кошелками.
— На базар, что ли? — кивнул на них Андрей и, конечно, попал пальцем в небо.
Дед весело рассмеялся, хотел подтрунить, но вспомнил ультиматум:
— Базар?! Эка, брат, хватил! Это уж совсем историческое слово… У нас, милый мой, давным-давно базаров нет… Мы отдаем обществу все, что можем дать по своим силам и способностям, и берем все нужное по своим потребностям…
— Ах, черт! Так у вас, значит, вполне социалистическое общество?
— Нет, друг, пока только социалистическое государство… Свободное социалистическое общество — без признака какой бы то ни было власти — возможно будет тогда, как коллективизм войдет в плоть и кровь всех членов общества, когда элемент государственной власти, элемент принуждения станет излишним…
Этого пока у нас нет… Слишком много живет еще старичков, сохранивших от времен капитализма весь свой эгоизм, индивидуализм, жадность и всякие другие прелести…
Зато, когда Земля от них очистится, молодое поколение даст возможность перейти к свободному социалистическому строю…
Дед задумался и Андрей задумался. Первый мечтал о том времени, когда, наконец, исчезнут гнилые остатки старого строя. Второй начал с того же, но быстро перешел — в силу своей молодости — к наблюдению за прекрасной действительностью.
Его поразили свежесть и яркий румянец на лицах прохожих и соседей по трамваю, гибкость их движений, грация фигур и мускулистость членов.
— Физическая культура, милок, — оторвался дед от своих мечтаний при вопросе Андрея. — Наравне с умственными занятиями, мы не забываем и физических: спорта, гимнастики, игр, прогулок и т. п…
Андрей обратил внимание на разговор соседей.
— На каком языке они говорят? Что-то знакомое!..
— Ты эсперанто изучал? — спросил дед.
— Ах, да! Эсперанто!..
— Ну, вот, только мы его обтесали, отшлифовали, и он у нас ходит в качестве международного языка и обязателен для изучения по всему земному шару…
У нас, например, в школах изучают русский язык и эсперанто; причем первый можно заменить каким угодно другим языком, второй же — нет. Благодаря этому, мы можем свободно объясняться и с китайцем, и с негром, и с папуасом… с кем угодно!..
Трамвай мягко и бесшумно несся и несся вперед по улицам, которые Андрею стали казаться несоразмеримо широкими. Уже оживление царило повсюду. Яркими красками развевались плащи и туники. Жизнерадостный говор слышался кругом; на лицах не было никакого уныния, тревоги и озабоченности. Особенно усердствовали ребятишки на планерах, то взмывая кверху в струях ветра, то снижаясь совсем к земле и наполняя воздух веселым щебетанием, криками, песнями…
Андрей с возрастающим удивлением следил за пробуждением почти сказочной жизни окрестностей и, не видя конца двух- и трехэтажным домам, спросил:
— Где же город?
Старик улыбнулся:
— Мы — в нем…
На Земле № 3 были снесены все здания, построенные когда-то безо всякого плана, снесены все многоэтажные чудовища, а вместо них выросли 2-х и 3-этажные игрушки-домики из железобетона, занимавшие сплошь и рядом площади шириною с полквартала. По мере увеличения населения снималась крыша с такого объемистого пo площади дома и на нем укреплялся новый этаж, отлитый целиком из того же бетона.