Для дедушки (который родился в 1901 г., а умер в 1975 г., когда нам с братом было по 16 лет) любимой темой рассказов были его занятия в кадетском корпусе в Санкт-Петербурге, где он учился со своими двумя братьями вплоть до революции. К ярким эпизодам кадетской жизни, судя по его описаниям, относился неожиданный приезд попечителя кадетского корпуса, одного из великих князей. Дедушка как раз в тот день был на дежурстве и должен был обратится к высокому гостю с рапортом, но никто из командиров его не предупредил, кто же именно этот высокий гость. Дедушка начал свой рапорт с обращения: «Ваше высокоблагородие!», предусмотренного для офицеров в ранге полковника, и посмотрел на начальника кадетского училища, однако тот неодобрительно поморщился, а великий князь улыбнулся». Ваше превосходительство!» (обращение к генералу), поправился дедушка, но начальник училища большим пальцем выразительно указал вверх, «Ваше высокопревосходительство! Разрешите доложить...», и дальше дедушкин рапорт прошел уже как надо.
Другой хорошо запомнившийся мне дедушкин рассказ тоже имел отношение к кадетской жизни. Во время экзаменационной сессии один из кадетов ночью через окно пробрался в комнату, где хранились матрицы экзаменационных работ. Матрицы пропитывались чернилами, затем на них накладывались листки бумаги, прижимались вручную, и таким образом делались копии для экзаменов (такой вот незамысловатый копировальный аппарат начала XX в.). Так вот, предприимчивый кадет, оказавшись в комнате с экзаменационными матрицами, не обнаружил чистой бумаги, на которую можно было бы скопировать экзамен. Не долго сомневаясь, юноша снял штаны и голым задом уселся на матрицу с экзаменом по математике, а затем, не одевая штанов, вылез из комнаты. В казарменной спальне молодой человек уселся на чистый лист бумаги и успешно «отпечатал» экзаменационные вопросы — и, таким образом, вся рота отлично подготовилась к сдаче экзамена.
В 60-е и 70-е гг. прошлого века дедушке на работе предлагали записаться на очередь, чтобы получить садовый участок под Ленинградом. Он всегда отказывался, мотивируя это своим юношеским сельскохозяйственным опытом. После октябрьской революции дедушкина семья решила не оставаться в голодном Петрограде, а переехать в Высокогорское, семейное имение в Лужском уезде Псковской губернии. К несчастью, Лужский уезд стал местом активных боевых действий во время гражданской войны и переходил несколько раз из рук в руки, то к красным, то к белым: постоянно присутствовала опасность быть убитым либо теми, либо другими. Кроме того, в Высокогорском оказалось также голодно, как в Петрограде: весь скот и большая часть запасов в имении были реквизированы к лету 1918 г. и, чтобы как-то прокормиться 18-летний дедушка и двое его братьев сами впрягались в плуг и пытались распахивать землю, насколько хватало сил. Труд в полях на износ отбил у дедушки, по его словам, какую-либо охоту заниматься сельским хозяйством на садовом участке. Этот рассказ дедушки можно рассматривать и как самораскрытие, и как акт убеждения и самоубеждения против заведения садового участка — аргумент этот приводился много раз в семейных разговорах.
Через два года, когда ситуация в Петрограде более или менее нормализовалась, дедушка стал студентом Технологического института и учился на инженера. Образование в инженерном кадетском корпусе, о котором в те годы лучше было не упоминать по соображениям личной безопасности, позволяло дедушке учится довольно легко. Из его рассказов о студенческих годах я запомнил ироническое отношение к «красным профессорам», многие из которых знали меньше, чем обучаемые ими студенты. С другой стороны, некоторые профессора, работавшие в институте с дореволюционных времен, по словам дедушки, не слишком заботились о качестве учебного процесса: записывали что-то на доске, не поворачиваясь лицом к студентам; проговаривали свои лекции едва слышным голосом и т. д.