(«Шутники», монолог 60-летнего чиновника в отставке)
Самораскрытия являются одной из наиболее исследованных тем в области межличностной коммуникации (Baxter et al. 2000). В современной науке о коммуникации подчеркивается, что пожилые люди нередко получают удовлетворение от описания каких-либо болезненных происшествий и переживаний в своем прошлом (William et al. 2001). В пожилом возрасте повествования о каких-либо потерях и утратах становятся одним из самых популярных жанров в репертуаре рассказчиков (Suganuma 1997). Пожилые чаще всего рассказывают о событиях, которые происходили в период, когда рассказчикам было в среднем от 10 до 30 лет (Thome 2000). Во-первых, пожилые люди лучше всего помнят это время, а во-вторых, эти события обычно отличаются высокой эмоциональной заряженностью: запоминающиеся происшествия в школе (конфликты с учителями и одноклассниками, шалости на уроке и пр.), первое свидание, первая работа, поиск жениха или невесты, появление первого ребенка и т. д. С возрастом, однако, воспоминания болезненного характера могут начинать преобладать. Для Оброшенова из пьесы «Шутники» таким болезненным самораскрытием является воспоминание о его первых взятках на работе, которые и привели к его постепенной деградации, когда «уж всякая амбиция пропала...».
Самораскрытия часто несут с собой терапевтический эффект, поскольку устраняют вредные последствия сдерживания в себе неприятных переживаний и организуют мысли и воспоминания более конструктивным образом (Tardy 2000). Именно поэтому самораскрытия часто используются психоаналитиками как эффективный прием работы с пациентами. Самораскрытия, которые не могут быть реализованы в беседе с другим человеком, часто принимают иную форму — дневника, живого журнала в Интернете, беседы с Богом дома или в церкви и др. Чем более неприятное событие случается в жизни, там больше возрастает потребность рассказать о нем и облегчить душу. Обычно самораскрытия носят взаимообразный характер, однако при наличии существенной разницы в возрасте между собеседниками или существенной разницы в статусе между говорящими взаимообразность самораскрытий не поддерживается и они могут принимать форму монолога, хотя собеседник физически присутствует при разговоре:
Оброшенов. Стоил-то стоил. Его б отсюда не в дверь, а в окно надо было проводить! Да то-то вот, Аннушка, душа-то у меня коротка. Давеча погорячился, поступил с ним, как следует благородному человеку, а теперь вот и струсил. Бедность-то нас изуродовала. Тебя оскорбляют, ругаются над детьми твоими, а ты гнись да гнись да кланяйся. Покипит сердце-то, покипит, да и перестанет. Вот что я сделал дурного? Вступился за дочь, выгнал невежу вон. Что ж бы я был за отец, если б этого не сделал? Кто ж допустит такое нахальство в своем доме? Стало быть, я хорошо сделал, что прогнал его; а у меня вот от страху ноги трясутся. Вот так и жду, что он пришлет за мной. А ведь надо будет идти; упрямиться-то нельзя; надо будет кланяться, чтоб пообождал немного. А сколько брани-то я от него услышу! Как в глаза позорить-то станет! А мне и языком пошевелить нельзя. Нагни голову да слушай! Уж он теперь дома, — далёко ль ему, только через улицу перейти. Пришлет! Чувствует мое сердце, что пришлет!
(«Шутники», монолог 60-летнего чиновника в отставке)
В следующем примере самораскрытие осуществляется более пожилым собеседником, который делится болезненными воспоминаниями, связанными с воспитанием сына. Как известно, самораскрытия обычно носят позитивный характер при установление отношений, при знакомстве, тогда как негативные болезненные самораскрытия обычно происходят в разговоре с уже хорошо знакомыми людьми. Поскольку негативные самораскрытия менее приемлемы в разговоре, то в случаях, когда они все же происходят, они воспринимаются как более глубокие, искренние и обнажающие чувства человека (Omarzu 2000). Однако, как уже отмечалось, у некоторых пожилых людей подобные самораскрытия могут входить в их привычный коммуникативный репертуар и повторяться с завидной регулярностью: