- Нет, сейчас и здесь, - решительно сказал биолог, не собираясь снова отступать. – Ты же знаешь, я ненавижу выяснять отношения и в дрифте видел, что ты был далеко не муж года…
- Я просил тебя не упоминать то, что мы видели в дрифте, - напомнил Готтлиб, оттягивая неизбежное.
- Нет уж, - легко произнес Ньютон и обошел стол, вставая ближе к напряженному математику. - Не заставляй меня идти напролом. Ты знаешь, что я могу, - предупредил Гейзлер. И его рука скользнула по напряженной спине Германна.
- Ньютон, - строго шикнул математик, вздрагивая и чувствуя себя загнанным в угол. Но стоило ему встретиться с внимательным взглядом биолога, как волнение немного утихло. Германн тихо вздохнул, собираясь с силами, и знал, что пожалеет о сказанном. Но так хоть что-то будет под его контролем.
- Сегодня в одиннадцать. И не смей дергать меня во время работы!
Германн сам неуклюже наклонился, затаив дыхание, неловко касаясь губами колючей щеки биолога, все еще не привыкнув к подобному проявлению чувств, и поспешил уйти, пока сердце не разорвалось в груди, отдаваясь пульсирующей болью в висках.
========== Глава 8 Критическая отметка ==========
Минутная стрелка двигалась до невозможного медленно, и Германну все еще казалось, что все это не реально. В голове не укладывалось, что он сейчас сидит в своей комнате и ждет, когда к нему придет Ньютон. Можно было привыкнуть к его осторожным прикосновениям и двусмысленным взглядам. К его осторожным поцелуям и неловкой заботе. За пять лет на военной базе они оба отвыкли от отношений, а Германну вовсе казалось, что он никогда к ним и не привыкал. Но все равно, он еще чувствовал тонкую грань, перед которой можно было сказать «это не работает» и вернуть все в привычное состояние. Но не после этого. Германн невольно попытался вспомнить, когда он в последний раз был с кем-то близок. Ванесса. Конечно же Ванесса. Да и с ней он практически не виделся с тех пор, как попал в академию Егерей, а затем в Гонконг. Работа слишком важна, слишком захватывала и занимала все сознание, оттесняя все потребности на второй план. Эта одержимость числами надолго стала всем. Болезненно, нездорово заполняя все помыслы. Германн понимал и не возражал, просто работал и отстраненно слушал рассказы Ньютона о его редких интрижках, в которых Ньютон часто говорил «Ну, чувак, я вообще-то здоровый мужчина. Это я тебе как биолог заявляю».
Тихий стук, и Германн моментально напрягся с трудом поднимаясь с кровати и, прихрамывая, подошел к двери, словно в мареве дрифта пропустил Ньютона внутрь и неспешно запер замок, чувствуя себя как никогда некомфортно.
- Не передумал? – спросил Готтлиб у друга и повернулся к нему лицом. Ньютон несколько секунд выжидающе на него смотрел, словно ждал, что Германн сейчас скажет, что пошутил. Но в тишине было слышно лишь тиканье часов и едва уловимый гул электрических ламп.
- Нет, - серьезно сказал Ньютон и подошел к Германну, в одно мгновение преодолевая все расстояние, которое их разделяло, и, тяжело вздохнув, потянулся к Германну за первым поцелуем, но замер, так и не коснувшись его губ. – А ты..? – настороженно спросил Гейзлер, и в этом тихом вопросе можно было различить слишком много эмоций.
Готтлиб так и замер, чувствуя на своем лице дыхание друга и физически ощущая, как трещит по швам и покрывается трещинами, готовая вот-вот разлететься в пустое ничто та самая грань, которую он никогда не хотел переступать.
И, видимо, его молчание слишком затянулось, и хуже всего было слышать тот самый отчаянный и разочарованный вздох Ньютона. Германн всего на мгновение закрыл глаза, думая, что этого хватит, чтобы исчезло все. Но вместо этого появилась теплая тяжесть на плече – Ньютон устало прижался к нему лицом и еще раз глубоко вздохнул.
- Герм, - Ньютон тихо выругался и неохотно отшатнулся от него. – Давай… мы можем просто попробовать. Я был у тебя в голове, и … Черт, чувак, ты слишком много думаешь, - последнее Ньютон сказал с таким осуждением, на какое только был способен, и не дал Германну возможности возразить, принимая решения за них двоих. Он порывисто поцеловал Германна, несильно надавил ладонью на его затылок, не позволяя отстраниться.
Вот только теперь Германн и не собирался. У его выдержки терпения тоже был конец и сегодня… И новая фаза отношений стройной чередой событий сложилась в естественное продолжение отношений.
Ньютон тихо выдохнул и мягко углубил поцелуй, касаясь теплым языком чувствительного неба, медленно, но решительно целуя своего любовника, наконец-то чувствуя уверенный ответ.
Все оказалось так неимоверно просто. С каждым прикосновением к Ньютону все вставало на свои места, и проклятая тревога и страх наконец-то пропали. Гейзлер едва заметно улыбнулся сквозь поцелуй, неспешно поглаживал Германна по спине и бокам, прижимаясь к нему всем телом, и медленно отступил вместе с ним к кровати. Дыхание перехватило лишь от этого, и живот непроизвольно напрягся лишь от осознания реальности происходящего.
Все чувства сжимались в плотный комок, сдавливали органы в нервных судорогах и наполняли легкие горячим воздухом. Ньютон бережно оборвал поцелуй, и в блеклом свете Германн видел, как напряженно и словно замедленно Гейзлер ложится в постель, молча, просто позволяя ему оказаться сверху, и не сводил с него взгляд, от которого по спине бежали мурашки. И мысли. Они стали такими вязкими, путались и сплетались между собой в полном беспорядке. Настоящий хаос без системы и намека на порядок. И впервые, это ощущение нравилось Германну.
Он медленно наклонился ближе к биологу, и Ньютон сам протянул к нему руку. Теплые пальцы скользнули по затылку математика, подгоняя его, опуская ниже, не давая времени или возможности передумать. Готтлиб всегда старался не задумывался о том, каково это: оказаться с Ньютоном так близко, позволять ему так много и, не сдерживаясь, прикасаться к нему. Всегда гнал от себя эти мысли до того, как они становились отчетливыми. Но сейчас все эти вопросы с азартом бились в голове с каждым ускоренным стуком сердца, и сладкое предвкушение покалывало на кончиках пальцев. Горячие губы биолога коснулись его губ. Совсем не так, как раньше. Жарко. Уверенно. Глубоко. Германн чувствовал горячий, влажный язык биолога у себя во рту и на мгновение хотел брезгливо отстраниться, уж слишком забытым казалось это ощущение. Но это лишь первый рефлекс, основанный на каком-то глупом подсознательным страхе и волнении. Он исчез так же быстро, как и возник, когда от уверенных движений и прикосновений Ньютона тело начало охотно наполняться вязким, почти забытым за последние годы возбуждением, которое кружило голову. Все приятнее и увереннее с каждой секундой, и так легко оказалось перехватить инициативу и вдавить в кровать напряженного биолога и ощутить его тихий возбужденный вздох сквозь поцелуй.
Почему? Почему никогда раньше…? Не позволял себе даже думать об этом…
Теплые пальцы Гейзлера заскользили по шее Германна, ниже к ключице, задевая ворот рубашки, оттягивая мягкую ткань, скользили ниже по трикотажному жилету, по груди и животу, до ремня старомодных брюк. Ньютон ловко вытянул рубашку Германна, специально задевая пальцами и без того напряженный живот, отчего все внутри математика сжалось в плотный комок, и мышцы сводило судорогой, но Германн только крепче поцеловал Гейзлера, задыхаясь, но не желая отстраняться от его губ, удобнее опираясь на локти, чтобы не придавливать биолога всем телом.
Как же давно он никого не чувствовал так близко. И как давно хотел, чтобы рядом был именно Германн. Напористые, даже властные поцелуи лишь поначалу удивили Ньютона, но так приятно было ощущать их, что биолог быстро сдал позиции, подчиняясь ритму коллеги, вздыхая и напрягаясь каждый раз, когда их языки сплетались, и не хватало дыхания. Так много и недостаточно, когда можно получить намного больше. Ньютон неохотно отстранился от влажных тонких губ Готтлиба и потянул его жилет вверх, избавляя друга от ненужной одежды, и принялся возиться с аккуратными пуговицами на его рубашке. Он чувствовал, как тонкие пальцы касаются его лица и обнаженной шеи, скользят по волосам. Ощущал на себе сбитое дыхание Германна, который пытался отдышаться после головокружительного поцелуя и вовсе не возражал против того, что Ньютон решил разобраться с его одеждой. Или, биологу лишь так казалось, ведь стоило ему закончить с пуговицами и попытаться стянуть ненужную ткань, как Германн весь напрягся, да так, что Ньютон мог физически ощутить тяжелое волнение своего друга, который медленно сел в постели, отстраняясь от Гейзлера.