| Just as the human embryo, in its brief ten lunar months, with bewildering swiftness, in myriad forms and semblances a myriad times multiplied, rehearses the entire history of organic life from vegetable to man; just as the human boy, in his brief years of boyhood, rehearses the history of primitive man in acts of cruelty and savagery, from wantonness of inflicting pain on lesser creatures to tribal consciousness expressed by the desire to run in gangs; just so, I, Darrell Standing, have rehearsed and relived all that primitive man was, and did, and became until he became even you and me and the rest of our kind in a twentieth century civilization. | Совершенно так, как человеческий зародыш в десять лунных месяцев с изумительной быстротой в мириадах форм и подобий повторяет всю историю органической жизни от растения до человека; как мальчик в краткие годы своего отрочества повторяет историю первобытного человека своими играми и жестокими действиями, от необдуманного причинения боли мелким тварям вплоть до племенного сознания, выражающегося стремлением собираться в шайки, -- так и я, Дэррель Стэндинг, повторил и пережил все, чем был первобытный человек, и все, что он делал, и так же, как вы и прочее человечество, дожил до цивилизации двадцатого века. |
| Truly do we carry in us, each human of us alive on the planet to-day, the incorruptible history of life from life's beginning. | Поистине каждый из нас, жителей этой планеты, носит в себе нетленную историю жизни от самых ее зачатков. |
| This history is written in our tissues and our bones, in our functions and our organs, in our brain cells and in our spirits, and in all sorts of physical and psychic atavistic urgencies and compulsions. | Эта история записана в наших тканях и в наших костях, в наших функциях и в наших органах, в наших мозговых клетках и в нашей душе, во всяческого рода физиологических и психологических атавизмах и импульсах. |
| Once we were fish-like, you and I, my reader, and crawled up out of the sea to pioneer in the great, dry-land adventure in the thick of which we are now. | Некогда, читатель, мы были с вами подобны рыбам, выплывали из моря на сушу и переживали великие приключения, в толще которых мы находимся еще и теперь. |
| The marks of the sea are still on us, as the marks of the serpent are still on us, ere the serpent became serpent and we became we, when pre-serpent and pre-we were one. | Следы моря еще держатся на нас, как и следы змея той далекой эпохи, когда змей еще не был змеем, а человек человеком, когда празмей и прачеловек были одним и тем же. |
| Once we flew in the air, and once we dwelt arboreally and were afraid of the dark. | Было время, когда мы летали по воздуху, и было время, когда мы жили на деревьях и боялись потемок. |
| The vestiges remain, graven on you and me, and graven on our seed to come after us to the end of our time on earth. | Следы всего этого, точно выгравированные, остались во мне и в вас и будут переходить в наше семя после нас до скончания веков на земле. |
| What Pascal glimpsed with the vision of a seer, I have lived. | То, что Паскаль понял своим взором провидца, я пережил. |
| I have seen myself that one man contemplated by Pascal's philosophic eye. | Я сам видел того человека, которого Паскаль узрел философским оком. |
| Oh, I have a tale, most true, most wonderful, most real to me, although I doubt that I have wit to tell it, and that you, my reader, have wit to perceive it when told. | О, я пережил повесть более правдивую, более чудесную и для меня более реальную, хотя и сомневаюсь, сумею ли я рассказать вам и сумеете ли вы, мой читатель, охватить ее, когда я расскажу. |
| I say that I have seen myself that one man hinted at by Pascal. | Я говорю, что видел себя тем самым человеком, на которого намекает Паскаль. |