| And when the roar and the squall of Sabre-Tooth roused us where we squatted by our dying embers, and I was wild with far vision of the proof of the pit and the stake, it was the woman, arms about me, leg-twining, who fought with me and restrained me not to go out through the dark to my desire. | И когда рев и вой кинжалозубого заставил нас проснуться над угасающим костром, и я вылез посмотреть, удалась ли моя затея с ямой и колом, то женщина, обхватив меня ногами, обвив руками, дралась со мною и удерживала, не давая мне выйти во тьму, как мне того хотелось. |
| She was part-clad, for warmth only, in skins of animals, mangy and fire-burnt, that I had slain; she was swart and dirty with camp smoke, unwashed since the spring rains, with nails gnarled and broken, and hands that were calloused like footpads and were more like claws than like hands; but her eyes were blue as the summer sky is, as the deep sea is, and there was that in her eyes, and in her clasped arms about me, and in her heart beating against mine, that withheld me . . . though through the dark until dawn, while Sabre-Tooth squalled his wrath and his agony, I could hear my comrades snickering and sniggling to their women in that I had not the faith in my emprise and invention to venture through the night to the pit and the stake I had devised for the undoing of Sabre-Tooth. | Она была только для теплоты полуприкрыта шкурой животных, убитых мною; она была черна и грязна от дыма костров; она не мылась со времени весенних дождей, с изгрызанными, изломанными ногтями; на руках ее были мозоли, как на ногах зверя, и руки эти похожи были на когтистые лапы; но глаза ее были сини, как летнее небо, как глубокое море, и что-то было в ее глазах, и в руках, обвивавших меня, и в сердце, бившемся рядом с моим, -- было нечто, удержавшее меня... несмотря на то, что с вечера до самой зари кинжалозубый ревел от боли и ярости, и мои товарищи шушукались и хихикали со своими женщинами, посмеивались над тем, что я не верю в свое предприятие и изобретательность и не смею ночью выйти к яме и колу, которые изготовил для того, чтобы поймать кинжалозубого. |
| But my woman, my savage mate held me, savage that I was, and her eyes drew me, and her arms chained me, and her twining legs and heart beating to mine seduced me from my far dream of things, my man's achievement, the goal beyond goals, the taking and the slaying of Sabre-Tooth on the stake in the pit. | Но моя женщина, моя дикая подруга, удерживала меня, и глаза ее влекли меня, руки ее сковывали меня, -- и обвивавшие меня ноги и бьющееся сердце отвлекли меня от моей грезы, от мужского подвига, от цели, заманчивее всех других целей -от того, чтобы взять и убить зверя на колу в яме. |
| Once I wan Ushu, the archer. | Некогда я был Ушу, стрелок из лука. |
| I remember it well. | Я хорошо это помню. |
| For I was lost from my own people, through the great forest, till I emerged on the flat lands and grass lands, and was taken in by a strange people, kin in that their skin was white, their hair yellow, their speech not too remote from mine. | Я отбился от своего народа в огромном лесу, вышел на равнину и был взят в плен незнакомым народом, родственным моему: кожа у них тоже была белая, волосы желтые и речь не слишком отличалась от нашей. |
| And she was Igar, and I drew her as I sang in the twilight, for she was destined a race-mother, and she was broad-built and full-dugged, and she could not but draw to the man heavy-muscled, deep-chested, who sang of his prowess in man-slaying and in meat-getting, and so, promised food and protection to her in her weakness whilst she mothered the seed that was to hunt the meat and live after her. | Была там Игарь; я привлек ее своими песнями в сумерках, ибо ей суждено было сделаться матерью нового рода. Она была широкоплеча и полногруда, и ее не мог не увлечь мускулистый, с широкой грудью мужчина, распевавший о своей доблести, об убийстве врагов и добывании мяса и обещавший ей таким образом еду и защиту на то время, когда она будет вынашивать потомство, которому суждено охотиться за мясом и жить после нее. |
| And these people knew not the wisdom of my people, in that they snared and pitted their meat and in battle used clubs and stone throwing-sticks and were unaware of the virtues of arrows swift-flying, notched on the end to fit the thong of deer-sinew, well-twisted, that sprang into straightness when released to the spring of the ask-stick bent in the middle. | Эти люди не знали мудрых уловок моего племени; они добывали свое мясо силками и ямами, убивая зверей палицами и камнями, им были неведомы свойства быстролетной стрелы, зазубренной на одном конце, чтобы ее можно было натягивать на крепко скрученную из оленьей жилы тетиву. |
| And while I sang, the stranger men laughed in the twilight. | Покуда я пел, иноземные мужчины посмеивались. |
| And only she, Igar, believed and had faith in me. | И только она, Игарь, поверила мне. |