| And Selpa scolded me to sleep, and in the morning woke me with her chatter, ever declaiming against my madness, ever pronouncing her claim upon me and the claims of our children, till in the end I grew weary, and forsook my far vision, and said never again would I dream of bestriding the wild horse to fly swift as its feet and the wind across the sands and the grass lands. | Сельпа бранила меня до тех пор, пока я не уснул, а утром разбудила меня своей трескотней; она осуждала мое безумие, заявляла свои права на меня и права наших детей, так что мне это надоело, я оставил свои мечты и сказал, что больше не буду и думать о том, чтобы сесть на дикого коня и скакать с быстротой его ног и ветра по пескам и лугам. |
| And through the years the tale of my madness never ceased from being told over the camp-fire. Yet was the very telling the source of my vengeance; for the dream did not die, and the young ones, listening to the laugh and the sneer, redreamed it, so that in the end it was Othar, my eldest-born, himself a sheer stripling, that walked down a wild stallion, leapt on its back, and flew before all of us with the speed of the wind. | Но проходили годы, и повесть о моем безумии не сходила с языка людей у лагерных костров; и эти рассказы были моей местью, ибо мечта не умирала, и молодые, слушая смех и издевки, передумывали ее заново, так что в конце концов мой старший сын Отар, совсем юноша, обуздал дикого жеребца, вскочил к нему на спину и полетел от нас с быстротой ветра. |
| Thereafter, that they might keep up with him, all men were trapping and breaking wild horses. | И после того, не желая отставать от него, все мужчины уже ловили и укрощали диких коней. |
| Many horses were broken, and some men, but I lived at the last to the day when, at the changing of camp-sites in the pursuit of the meat in its seasons, our very babes, in baskets of willow-withes, were slung side and side on the backs of our horses that carried our camp-trappage and dunnage. | Много коней и несколько мужчин погибло, но я дожил до того момента, когда, при перемене стоянок в погоне за дичью, мы сажали наших младенцев в корзины из лозы, переброшенные через спины коней, и те несли наши лагерную утварь и пожитки. |
| I, a young man, had seen my vision, dreamed my dream; Selpa, the woman, had held me from that far desire; but Othar, the seed of us to live after, glimpsed my vision and won to it, so that our tribe became wealthy in the gains of the chase. | Мне, когда я был молод, явилось видение: женщина, Сельпа, удерживала меня от осуществления моей грезы; но Отар, наше семя, которому суждено было жить после нас, осуществил мою мечту, так что наше племя теперь было богато от удачной охоты. |
| There was a woman-on the great drift down out of Europe, a weary drift of many generations, when we brought into India the shorthorn cattle and the planting of barley. | Еще была одна женщина -- во время великого переселения из Европы, во время скитаний многих поколений, когда мы ввели в Индии короткорогих овец и посевы ячменя. |
| But this woman was long before we reached India. We were still in the mid-most of that centuries-long drift, and no shrewdness of geography can now place for me that ancient valley. | Но эта женщина была задолго до того, как мы добрались до Индии, мы находились еще в самом начале этих многовековых скитаний, и сейчас я не могу вспомнить, в каком месте могла находиться та древняя долина. |
| The woman was Nuhila. | Эта женщина была Нугила. |
| The valley was narrow, not long, and the swift slope of its floor and the steep walls of its rim were terraced for the growing of rice and of millet-the first rice and millet we Sons of the Mountain had known. | Долина была узкая и длинная, и, кроме того, скат ее и дно и ее крутые стены были изрыты террасами для взращивания риса и проса -первого риса и первого проса, которые узнали мы, Сыны Горы. |
| They were a meek people in that valley. | В этой долине жило смирное племя. |
| They had become soft with the farming of fat land made fatter by water. | Оно стало таким благодаря возделыванию плодородной земли, еще более тучневшей от воды. |
| Theirs was the first irrigation we had seen, although we had little time to mark their ditches and channels by which all the hill waters flowed to the fields they had builded. | У них-то мы впервые увидели искусственное орошение, хотя у нас мало было времени наблюдать их канавы и каналы, по которым горные воды стекали на поля. |
| We had little time to mark, for we Sons of the Mountain, who were few, were in flight before the Sons of the Snub-Nose, who were many. | Времени у нас было мало, потому что мы, Сыны Горы, малые числом, бежали от Сынов Шишконосого, которых было много. |
| We called them the Noseless, and they called themselves the Sons of the Eagle. | Мы звали их Безносыми, а они называли себя Сынами Орла. |
| But they were many, and we fled before them with our shorthorn cattle, our goats, and our barleyseed, our women and children. | Но их было много, и мы бежали от них с нашим короткорогим скотом, с козами и зернами ячменя, с женами и детьми.
|