| But that was all. | Но и только. |
| I could never live out completely one full experience, one point of consciousness in time and space. | Мне ни разу не удалось вполне запомнить одно целое переживание, объединенное сознанием во времени и пространстве. |
| My dreams, if dreams they may be called, were rhymeless and reasonless. | Мои сны, если их можно назвать снами, были бессмысленны и нестройны. |
| Thus, as a sample of my rovings: in a single interval of fifteen minutes of subconsciousness I have crawled and bellowed in the slime of the primeval world and sat beside Haas-further and cleaved the twentieth century air in a gas-driven monoplane. | Вот образец моих грезовых скитаний. В течение пятнадцати минут подсознательного бытия я ползал и мычал в тине первобытного мира, потом сидел рядом с Гаазом, рассекая воздух двадцатого века на моноплане с газовым двигателем. |
| Awake, I remembered that I, Darrell Standing, in the flesh, during the year preceding my incarceration in San Quentin, had flown with Haas further over the Pacific at Santa Monica. | Проснувшись, я вспомнил, что я, Дэррель Стэндинг во плоти, за год до моего заточения в СанКвэнтин летал с Гаазом над Тихим океаном у СантаМоники. |
| Awake, I did not remember the crawling and the bellowing in the ancient slime. | Проснувшись, я не вспомнил о том, что ползал и мычал в древнем иле. |
| Nevertheless, awake, I reasoned that somehow I had remembered that early adventure in the slime, and that it was a verity of long-previous experience, when I was not yet Darrell Standing but somebody else, or something else that crawled and bellowed. | Тем не менее после пробуждения я соображал, что каким-то образом мне все же припомнилось это далекое бытие в первобытной тине, что это действительно было мое существование в ту пору, когда я был не Дэррелем Стэндингом, а кем-то другим, ползавшим и мычавшим. |
| One experience was merely more remote than the other. | Просто -- одно переживание было древнее другого. |
| Both experiences were equally real-or else how did I remember them? | Оба переживания были равно реальны, -- иначе как бы я мог помнить их? |
| Oh, what a fluttering of luminous images and actions! | О, что это было за непрерывное мелькание светлых образов и движений! |
| In a few short minutes of loosed subconsciousness I have sat in the halls of kings, above the salt and below the salt, been fool and jester, man-at-arms, clerk and monk; and I have been ruler above all at the head of the table-temporal power in my own sword arm, in the thickness of my castle walls, and the numbers of my fighting men; spiritual power likewise mine by token of the fact that cowled priests and fat abbots sat beneath me and swigged my wine and swined my meat. | На протяжении нескольких минут освобожденного подсознательного бытия я сидел в царских палатах на верхнем конце стола и на нижнем его конце, был шутом и монахом, писцом и солдатом, был владыкой над всеми и сидел на почетном месте -- мне принадлежала светская власть по праву меча, толстых стен замка и численности моих бойцов; мне же принадлежала и духовная власть, ибо раболепные патеры и тучные аббаты сидели ниже меня, лакали мое вино и жрали мои яства. |
| I have worn the iron collar of the serf about my neck in cold climes; and I have loved princesses of royal houses in the tropic-warmed and sun-scented night, where black slaves fanned the sultry air with fans of peacock plumes, while from afar, across the palm and fountains, drifted the roaring of lions and the cries of jackals. | В холодных странах я носил, помнится, железный ошейник раба; я любил принцесс королевского дома в ароматные тропические ночи: чернокожие рабы освежали застоявшийся знойный воздух опахалами из павлиньих перьев, а издали, из-за пальм и фонтанов, доносилось рычание львов и вопли шакалов. |
| I have crouched in chill desert places warming my hands at fires builded of camel's dung; and I have lain in the meagre shade of sun-parched sage-brush by dry water-holes and yearned dry-tongued for water, while about me, dismembered and scattered in the alkali, were the bones of men and beasts who had yearned and died. | И еще -- я сидел на корточках в холодной пустыне, грея руки над костром из верблюжьего помета, или лежал в редкой тени сожженного солнцем кустарника у пересохшего родника, сгорая от жажды, а вокруг, разбросанные по солончаку, валялись кости людей и животных, уже погибших от жажды. |
| I have been sea-cuny and bravo, scholar and recluse. | В разное время я был морским пиратом и "браво" -- наемным убийцей; ученым и отшельником. |
| I have pored over hand-written pages of huge and musty tomes in the scholastic quietude and twilight of cliff-perched monasteries, while beneath on the lesser slopes, peasants still toiled beyond the end of day among the vines and olives and drove in from pastures the blatting goats and lowing kine; yes, and I have led shouting rabbles down the wheel-worn, chariot-rutted paves of ancient and forgotten cities; and, solemn-voiced and grave as death, I have enunciated the law, stated the gravity of the infraction, and imposed the due death on men, who, like Darrell Standing in Folsom Prison, had broken the law. | То я корпел над рукописными страницами огромных заплесневевших томов в схоластической тишине и полумраке прилепившегося к высокому утесу монастыря; а внизу, при свете угасающего дня, крестьяне трудились над виноградными лозами и оливами и пастухи гнали с пастбища блеющих коз и мычащих коров. То я предводительствовал ревущими толпами на изрытых ухабами и колеями улицах древних забытых городов. Торжественным голосом, холодным как могила, я оглашал закон, устанавливал степень вины и приговаривал к смерти людей, нарушивших закон, как ныне приговорили Дэрреля Стэндинга в Фольсомской тюрьме.
|