| Просыпаясь, я еще слышал свой голос, а глаза мои отчетливо видели напечатанные на белой бумаге фразы и абзацы, которые я неоднократно перечитывал и которым дивился, пока видение не исчезало. |
| In passing, I call attention to the fact that at the time I noted that the process of reasoning employed in these dream speeches was invariably deductive. | Между прочим, должен отметить свое наблюдение, что во время своих речей во сне я пользовался исключительно дедуктивным методом рассуждения. |
| Then there was a great farming section, extending north and south for hundreds of miles in some part of the temperate regions, with a climate and flora and fauna largely resembling those of California. | Затем мне снились огромные земледельческие районы, тянувшиеся на север и юг на много сотен миль в одном из умеренных поясов, по климату, флоре и фауне сильно походившем на Калифорнию. |
| Not once, nor twice, but thousands of different times I journeyed through this dream-region. | Не раз и не два, но тысячи раз я странствовал во сне по этим областям. |
| The point I desire to call attention to was that it was always the same region. | Я хочу подчеркнуть, что это всегда были одни и те же места. |
| No essential feature of it ever differed in the different dreams. | В этих снах ни разу не менялись их существенные черты. |
| Thus it was always an eight-hour drive behind mountain horses from the alfalfa meadows (where I kept many Jersey cows) to the straggly village beside the big dry creek, where I caught the little narrow-gauge train. | Я помню, что всегда совершал восьмичасовую поездку на тележке, запряженной горными конями, с лугов, поросших альфой, где паслись коровы джерсейской породы, к деревне, разбросанной у большого пересохшего ручья, где я садился в маленький поезд узкоколейки. |
| Every land-mark in that eight-hour drive in the mountain buckboard, every tree, every mountain, every ford and bridge, every ridge and eroded hillside was ever the same. | Каждая межа, каждая возвышенность, попадавшаяся мне во время восьмичасовой поездки в горной тележке, каждое дерево, каждая горка, каждый кряж и горный склон были всегда одни и те же. |
| In this coherent, rational farm-region of my strait-jacket dreams the minor details, according to season and to the labour of men, did change. | В этой связной картине моих бредовых снов детали менялись в зависимости от времени года и труда людей. |
| Thus on the upland pastures behind my alfalfa meadows I developed a new farm with the aid of Angora goats. | Так, на горном пастбище за моими лугами альфы я разводил стада ангорских коз. |
| Here I marked the changes with every dream-visit, and the changes were in accordance with the time that elapsed between visits. | Здесь с каждым новым посещением во сне я замечал перемены -- и эти перемены соответствовали времени, протекшему между этими посещениями. |
| Oh, those brush-covered slopes! | О, эти заросшие кустарником склоны! |
| How I can see them now just as when the goats were first introduced. | Я их вижу теперь так же живо, как в тот день, когда я впервые гнал сюда коз. |
| And how I remembered the consequent changes-the paths beginning to form as the goats literally ate their way through the dense thickets; the disappearance of the younger, smaller bushes that were not too tall for total browsing; the vistas that formed in all directions through the older, taller bushes, as the goats browsed as high as they could stand and reach on their hind legs; the driftage of the pasture grasses that followed in the wake of the clearing by the goats. | И как хорошо я помню последующие перемены -- как постепенно образовывались тропинки, по мере того как козы буквально выедали себе дорогу в густых чащах; как исчезал молодой мелкий кустарник, как во всех направлениях в старых, высоких кустарниках образовывались просеки благодаря тому, что козы объедали деревья до самого верху, становясь на задние ноги. |
| Yes, the continuity of such dreaming was its charm. | Да, непрерывность этих снов составляла их главную прелесть... |
| Came the day when the men with axes chopped down all the taller brush so as to give the goats access to the leaves and buds and bark. | Помню день, когда люди с топорами посрубали все высокие кусты, чтобы дать козам доступ к листьям, почкам и коре. |
| Came the day, in winter weather, when the dry denuded skeletons of all these bushes were gathered into heaps and burned. | Помню зимний день, когда обнаженный скелет этих кустов был собран в кучу и сожжен. |
| Came the day when I moved my goats on to other brush-impregnable hillsides, with following in their wake my cattle, pasturing knee-deep in the succulent grasses that grew where before had been only brush. | Помню день, когда я погнал моих коз на другой, поросший непроницаемым кустарником, горный склон, а следом за нами шел крупный скот по колено в сочной траве, выросшей на том месте, где раньше рос один лишь кустарник. |
| And came the day when I moved my cattle on, and my plough-men went back and forth across the slopes' contour-ploughing the rich sod under to rot to live and crawling humous in which to bed my seeds of crops to be. | Помню день, когда я гнал скот, а мои пахари ходили взад и вперед по горному склону, взрывая жирную плодородную почву и бросая в нее семена. |
| Yes, and in my dreams, often, I got off the little narrow-gauge train where the straggly village stood beside the big dry creek, and got into the buckboard behind my mountain horses, and drove hour by hour past all the old familiar landmarks of my alfalfa meadows, and on to my upland pastures where my rotated crops of corn and barley and clover were ripe for harvesting and where I watched my men engaged in the harvest, while beyond, ever climbing, my goats browsed the higher slopes of brush into cleared, tilled fields. |