Мы проверяли каждый блок отдельно.
Призма — экран наполнились множеством светящихся точек. Их яркость зависела от электрического потенциала ячеек-клеток. Светящаяся мозаика переливалась, искрила… Одни огоньки разгорались сильнее, другие же затухали.
Под шлемами — однообразное гудение, фон и потрескивание.
— Ввожу сигнал; «Внимание»! — прокричал Капитан.
Светящаяся мозаика до этого играла, искрила… Но вот в игре света стал ощущаться общий ритм. Колебания сильнее и сильнее, словно, мощная волна набегает…
— Усиливаю сигнал!
Ритм более отчетливый, уже напоминает морской прибой.
— Максимальный сигнал — предупреждение!
Волна растет, ширится… Вспышка. Световая мозаика рассыпается на отдельные полыхающие точки. Хаос…
— Тревога!
До боли в глазах вглядываемся в сверкающую, бурлящую массу: нет ли где вырывающихся из общего ритма вспышек-взрывов или темных провалов?
Так проверили каждый блок — ничего.
— Питательная среда? — кричит Капитан. — Содержание караина X. А. в норме!
Мы сняли шлемы. Тишина. Обдумываем ситуацию. Проверка ничего не дала. Неужели «Мозговой центр» не при чем?
— Капитан, может, проверим все блоки вместе? — предложил я.
Рассыпанные по экрану светлячки сбегаются к центру, а в призму словно кто-то подбрасывал все новые и новые партии светящихся точек. Их стало так много, что невозможно различить отдельные точки — сплошное светящееся пятно. Набежала волна, подхватила, закружила — огромный полыхающий клубок, и вдруг он распался, разделился на отдельные блестящие островки… Ничего.
Я уже снял манжеты управления, как вдруг монотонное гудение прорезал крик — яростный вопль боли, негодования, и снова — монотонное гудение-фон.
Нас словно подбросило. Пристально всматриваемся в призму. Ничего — странное явление больше не повторилось.
Капитан выключил экран-призму, встал и прошел на середину камеры. Громко и отчетливо (он всегда, так обращался к «НЕМУ») сказал:
— Кажется, мы еще не поздоровались!
«Мозговой центр» молчал. — В чем дело? Ты обиделся?
— Здрав-ствуй-те, Ка-пи-тан! Это вы чем-то не-до-воль-ны. Приш-ли и не поз-до-ро-вались!
Голос ровный, бесстрастный. Он не шел с какой-либо стороны, а рокотал по всей камере.
— Прости, виноват! Как себя чувствуешь?
— Хо-ро-шо.
— Тебя ничего не беспокоит?
— Не-ет…
Каждый раз, когда мне приходилось обращаться к «НЕМУ», я чувствовал себя неуютно, не мог воспринимать «ЕГО», как все. Почему? Видимо, потому, что обслуживал «ЕГО», копался в электронных схемах, готовил и менял растворы питательной среды. И, несмотря на шесть миллионов живых клеток-нейронов, все же воспринимал «ЕГО» как ма-ши-ну!
— Знаешь, что расстроилась фокусировка второго двигателя? — продолжал Капитан.
— Да-а. Но за сило-вое обо-ру-дова-ние отве-ча-ет узел ЦЭУ.
— Все нити контроля и управления сходятся в «Мозговой центр». Ты за все в ответе!
Молчание.
— А почему «Служба Солнца» работает асинхронно?
— Ищи-те в це-пях авто-ном-ной сле-дя-щей сис-те-мы.
— Где именно?
И снова молчание.
— Почему не отвечаешь?
— Уста-а-л! Хо-чу от-дох-нуть!
От этой фразы по спине побежали мурашки. В «ЕГО» ровном, монотонном голосе чувствовалось раздражение. (Наверное, я схожу с ума. Какие у машины могут быть эмоции?).
В кают-компании тихо. Где-то внизу чуть слышно, работает двигатель — нам спешить некуда.
Думы все об одном и том же: «Жить мы еще будем долго и лет двадцать, тридцать лететь в ни-ку-да. Так зачем тянуть время? Может, лучше сразу?..»
Вошел Семен. Его лицо хмуро, сосредоточенно, но он поет.
Есть у Семена привычка: чем бы ни занимался, что бы ни делал — всегда пел. По-разному: то в полный голос, а то, как сейчас, тихо мурлыкал себе под нос. Я давно перестал обращать внимание на эту привычку — не замечал ее. Но сейчас она меня раздражала — пение казалось неуместным.
Семен опустился в глубокое кресло и запел:
— Ревэ тай стогнэ Днипр широкый…
— Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела! — съязвил я.
Но Семен продолжал тянуть про свой Днепр.
— Доволен? — зло спросил я.
— Чем? Просто объем работы подсчитываю. Еще денька два-три и головной отсек будет надежно защищен.
— А дальше?
— Двигатели.
— Не кажется ли тебе, что ты сейчас похож на страуса, который зарыл в песок голову?
— Не понимаю?..
— Брось! Все ты понимаешь! Знаешь же — обратной дороги нет!
— Допустим…
— Ты что, маленький? Первый день в космосе! — взорвался я. — Шесть миллионов нейроклеток, тысячи электронных схем и один малюсенький участок «Мозгового центра» дает сбой. В наших условиях его не найти. Крышка!
— А дальше что?
— Межзвездный скиталец! Агасфер!
— Дальше? — Семен был невозмутим.
— Что заладил: «Дальше! Дальше!»?
— По-твоему, значит, надо кричать: «Караул!» — зло возразил Семен. —
Знал же ты, на что идешь, еще тогда, когда поступал в училище космопроходцев? Знал, что из такой экспедиции не так уж много шансов вернуться. Это Большой Космос, а не прогулка за город. Ты просто псих и трус!
— Семен!..
— Не нравится? — Семен вскочил. — Пойми же ты, мы должны, понимаешь, должны до последней минуты, секунды бороться за свою жизнь!
— Не забывай, что за нами миллионы километров…
— Все равно! Слышишь, все равно!
Прошла неделя. Месяц. Второй… Я сбился со счета.
Семен занимался силовой установкой. Первый двигатель приведен в порядок. Второй же просто был ему не по зубам.
Капитан все время проводил у «НЕГО». Я копался в схемах и безрезультатно. Правда, немного прояснилась картина с автономной следящей системой. Там был прощупан каждый узел, прозвонена, проверена каждая цепочка — похоже, что система исправна. И все же полной уверенности, что она выдает правильную информацию о направлении на Солнце, у меня не было.
Завидую моим товарищам. Их невозмутимому спокойствию и выдержке (хотя не уверен в их искренности). Меня же угнетает безысходность того, что делаю. Зачем все это?
Капитан уверен, что автономная следящая система исправна. Значит, мы знаем направление на Солнце. Значит, можно лететь домой? Домой!.. На одном двигателе с ручным управлением. «ЕГО» же к управлению звездолетом подключить нельзя. Лететь, всего лишь, каких-то сто, сто пятьдесят лет… Ха! Ха! Ха!
Думы, думы, думы… В мозгу словно проигрывается одна и та же пластинка: «Что произошло? Почему „Мозговой центр“ выдает неправильную информацию?». Звездолету удалось выйти из межзвездного потока. Всю силу его удара приняла наружная броня. Проникающих повреждений нет. Может, жесткие космические излучения? Приборы не зарегистрировали вспышки и увеличения плотности потока космических лучей. К тому же отсек «Мозгового центра» имеет двойную защиту от механических повреждений и электромагнитных излучений. Значит, дело все же в перегрузке? На Земле клетки блоков памяти проходили испытания, в которых они выдерживали перегрузку, в десятки раз превышающую предельно допустимую для человека. Тогда что же? Ответа нет. И, как итог, десятки лет бессмысленного, бесцельного полета. За это время нами, конечно, будут сделаны открытия, которые никогда, никому не потребуются, а затем… Мертвый экипаж. Гроб, летящий с огромной скоростью…