Кирилл вымотался. Он встал, упер ладони в бедра, и принялся осматриваться. Под ногами папоротник да мох, а вокруг одни деревья, условно легко делимые на два типа - пониже, с тонкими ветками, и повыше, с широченными стволами, которые, как назло, до высоты нескольких человеческих ростов гладкие, как коленка. Первые ветви, на каждой из которых Кирилл мог бы с комфортом устроиться, располагались вне его досягаемости.
Бурча себе под нос заковыристые проклятья, Кирилл продолжил путь. Сердце радостно подскочило - прямо по курсу лежал здоровенный бугристый булыжник, с которого вполне можно было в прыжке добраться до широкого лысого сука, а уж с него - наверх, в спасительную крону старой и высоченной араукарии. С секвойей не сравнится, конечно, но на секвойю все же лучше не забираться - как потом спускаться обратно, когда под тобой десяток метров голого дерева? Жаль, джетпака нет, ох, как жаль...
На миг мелькнула соблазнительная мысль попытаться вернуться к внедорожнику, вдруг он еще не уехал, и забрать оттуда все, что нужно. Но, если машина стоит на месте, где-то рядом бродит израненная и злая самка, мать его, горбозавра. В таком состоянии она находится вне контроля Кирилла, а у того уже и сил-то нет, чтобы попробовать еще раз оседлать сознание динозаврихи.
- Нет, надо отдохнуть, - сказал сам себе Кирилл и полез на камень.
Он принял верное решение. Слабость душила не только ум, но теперь еще и тело, лишая движения точности. Руки и ноги могли подвести в любой момент.
Кирилл едва не соскользнул с камня, но ухватился за странный бугристый нарост, на ощупь еще один камень, помельче. Ему некогда было думать о том, что же за странные булыжники здесь валяются, да и вообще, для него оставалось еще много белых пятен в разнообразии Лорданы.
Камень едва заметно шевельнулся и издал негромкий хриплый звук - то ли просто выдох, то ли недовольное сопение - и в этот момент Кирилл оторвался от него. Он вложил в прыжок все оставшиеся силы, и, возможно, ему позавидовал бы сейчас даже бывалый волейболист.
Кирилл вцепился в широкий сук и, не растрачивая инерционного импульса даром, закинул ногу на соседнюю. Через минуту он уже сидел на пару метров выше, удобно устроившись в полусидячем положении. От любопытных глаз Кирилла теперь укрывали похожие на чешуйки листья, плотно примыкающие друг к другу. У молодых араукарий они похожи на шила, за такими не спрячешься, а вот «взрослая» араукария годится, как нельзя лучше...
Странное поведение камня Кирилл списал на игры уплывающего в неведомые дали сознания. Он будто травы обкурился. Вроде бы и понимал все, что происходит вокруг, но как бы не участвовал в этом, наблюдая отрешенно, словно со стороны. Стоило мало-мальски, поерзав, устроиться, как нахлынула приятная, теплая расслабленность. Противиться ей было невмоготу.
Выключив КПК, Кирилл сразу провалился в глубокий неровный сон. Он понимал, что им не составит труда найти его - дроны, вертолет, да и просто следы на земле никто не отменял. Но в данный конкретный момент ему было наплевать.
16.
Все четверо выглядели до смерти напуганными. Причем Фэнлоу никак не мог решить, кто же был более жалким - зашуганные ученые или перетрухавшие бравые вояки, старожилы службы охраны.
Кшиштоф, к слову, пытался держаться. Честно пытался. Только дергающийся левый глаз да непривычная бледность выдавали страх и волнение. Элвин же, суровый боец с короткими и черными, как смоль, волосами, напоминал обиженного ребенка. То ли от пережитого, то ли от страха перед наказанием со стороны Фэнлоу его густые, вечно нахмуренные брови, выгнулись домиком. Не будь ситуация столь серьезной, Фэнлоу бы долго смеялся над таким зрелищем, но сейчас смеяться ему хотелось меньше всего.
Палеонтологи тоже пригорюнились, но им-то можно, все-таки они - люди науки, с тонкой душевной организацией. Лариса бесшумно плакала, а Вит прижимал ее к себе и поглаживал по красивым рыжим волосам мелко дрожащей костлявой рукой. Фэнлоу казалось, что очкарик хотел спрятать от него слезы своей напарницы.
- Что ж, получилось презабавно.
Это было первое, что сказал Фэнлоу после десяти минут гробовой тишины. Она началась сразу после того, как куратор Гросвилля выслушал доклад Элвина. К слову, доклад был безукоризнен, никакой сбивчивости и возни, все по делу. Но вот с содержанием проблемы.
После этого Фэнлоу думал. Думал неспешно. Он бы мог позволить хотя бы ученым уйти, но в таком случае мыслительный процесс пришлось бы начинать с начала, а этого Фэнлоу не любил. Ничего, подождут.