Тесс Скай
Мгла моего сердца
Книга 1
Пролог
Он стоял на крыше высокого здания, рассматривая город, расстилающийся перед ним, точно на ладони. Сверкали в вышине звезды, тускло светила луна, отражаясь в лужах, поблескивающих среди камней, заполонивших дорогу. Он видел каждую каплю, каждую тончайшую нить света, а люди, торопящиеся разойтись по своим домам, казались ему копошащимися внизу муравьями.
Низшие, смертные, убогие создания, призванные угождать таким, как Он — бессмертным. Мужчина усмехнулся, переводя взгляд вдаль — туда, где мерцал таинственной лентой величественный Дунай.
Взмахнул крыльями, намереваясь подняться в переливающуюся ночную синеву, но на какой-то миг опять посмотрел вниз. Это мгновение и стало решающим, поворотным, тем самым, что изменило судьбы многих…
Очаровательная блондинка, словно танцуя, шествовала по залитой дождем улице, улыбаясь наступающей осени. Бессмертный замер, стиснул пальцы в кулаки, так что острые когти вспороли ладони, и на серую крышу закапала темная кровь. Затрепетали крылья, наполнились гневом черные глаза, а с губ сорвался возглас:
— Тварь! — и Он пожелал медленно и мучительно казнить блондинку, чья вина была лишь в том, что она оказалась слишком похожа на Нее. Ту, что предала возлюбленного и украла амулет, содержащий частичку силы.
Он уже приготовился к прыжку, но внезапно передумал, и коварная улыбка изогнула чувственные мужские губы. Тварь, предавшая его, просчитала все, но не учла только одного, того, о чем Он подумал сейчас, глядя на эту человечку.
Амулет! Тварь зачаровала его так, что ни один из бессмертных, кроме нее самой, не может коснуться артефакта. Но ничего Он придумал выход, именно сейчас, глядя на идущую по улице девушку, и ее участь была определена!..
Часть первая
Разбитые грезы
Глава 1
— Нет! — темноволосая смуглая женщина в синем деловом костюме открыто, не скрывая своего презрения, смотрела на меня. — И еще раз нет, Москвина! Я не могу принять этот шедевр, именно так шедевр, на конкурс!
— Но, Вера Сергеевна, — чувствуя, что вот-вот расплачусь, заговорила я, но была беспощадно прервана в самом начале:
— Москвина, я не изменю своего решения! — преподавательница, сидящая в кресле, отвернулась от меня, спрятавшись за высокой кожаной спинкой.
— Почему? — глубоко вдохнув, спросила я, не делая попытки покинуть кабинет.
— Я все изложила письменно! Неужели не устраивает? — она не повернулась.
— Не устраивает! — я могла быть упрямой, если того требовали обстоятельства.
— Ладно! — Вера Сергеевна сделала мне одолжение, покинула свое место у рабочего стола, подошла ближе, не поленилась открыть папку. — Что мы видим? — взглянула на меня поверх очков. — С усилием прочитав начало, я пришла к умозаключению, что данное творение отвратительно! Ни логики, ни сюжета! Мне и единицы жалко!
— Просто примите рукопись на конкурс, — все еще сдержанно попросила я. — Жюри решит…
— Москвина! — женщина повысила голос. — Я вхожу в состав жюри и говорю вам твердо — чтобы упиваться этим, надо иметь особый склад ума! Ни одному здравомыслящему человеку ваша конкурсная книга понравиться не может и, значит, вам ни за что не победить!
— Просто примите рукопись на конкурс, — по сложившейся за семь лет привычке я подняла руку, собираясь прикоснуться к медальону в форме трилистника, подаренному крестной, но не успела.
Вера Сергеевна, потеряв самообладание, бросила папку на стол, под моим оторопелым взглядом вытащила из нее листы и один за другим разорвала каждый.
— Вот! — сказала она, вздернув подбородок. — Если вам так будет яснее!
— Хорошо, — моргнув, невозмутимо заявила я, — распечатаю снова!
— Ваше право, Москвина! — Вера Сергеевна поджала губы, а после ехидно продолжила. — Вы можете делать, что угодно! Только помните — сегодня последний день, когда я принимаю рукописи на конкурс! — кинула беглый взгляд на настенные часы. — И мне уже пора! — указала на дверь, но я не сдвинулась с места.
Она притворно тяжело вздохнула, быстро подошла к шкафу, также торопливо оделась и направилась к двери, на ходу интересуясь:
— Москвина, вы собираетесь заночевать в моем кабинете?
— Вера Сергеевна, — я рискнула в последний раз воззвать к ее совести.
Напрасно.
— Нет! И опять нет, Москвина! — прозвучало нервно, и я вспылила:
— Вам это с рук не сойдет!
Петровская возвела голубые очи к потолку, выражая свое отношение к моей эмоциональной угрозе.