За порог мне пришлось выйти, но отступать я не собиралась, привыкла добиваться своего. Студенты почти все разошлись по своим делам, и наши дружные шаги эхом отдавались в полутемном длинном коридоре.
Преподавательница русского языка и литературы ускорилась, и я сделала то же самое, проклиная узкую юбку и высокие каблуки. И черт дернул меня вырядиться сегодняшним утром, ведь помнила, что обычный день в универе, но решила выпендриться. Не понятно только перед кем, на нашем факе одни девчонки! На других факультетах парни есть, спорить не буду, но бегают по этажам, редко оглядываясь по сторонам — сессия на носу, романы крутить некогда! Да и мне последний месяц расслабляться не пришлось — придумала до ума довести книгу собственного сочинения. А тут как тут сбылось мое очередное сумасбродное пожелание — в университете конкурс объявили на лучшее студенческое творение, неважно в каком жанре. Приз — публикация книги в одном из ведущих издательств. Грех не попробовать, и я рискнула! Но на моем пути встала Вера Сергеевна. Мы и раньше с ней не ладили, но в основном по мелочам. А сегодня… Как бы сказала моя лучшая подруга: «Ты по уши в д…ме, Лизка! Но оно, как известно, к деньгам!» Почему так говорят, я не знала, но сейчас готова была поспорить с Надюхой!
— Москвина! — женщина резко остановилась и повернулась ко мне. — Вы теперь меня преследовать будете?!
— Мне очень нужно, — попробовала вновь сказать я, но меня снова прервали:
— А мне нужно, чтобы вы отстали от меня! Иначе… — она задохнулась от охватившей злобы, — иначе вылетите с треском еще до наступающей сессии!
— Я не давала вам поводов…
— Вы ответите за все, Москвина! — Вера Сергеевна развернулась на каблуках и бросилась вперед
— Да что я сделала? — вот почему-то мне позарез понадобилось выяснить этот вопрос.
Поскольку преподавательница скрылась за поворотом, мне пришлось побежать, правда не так быстро, как бы хотелось.
— Вера Сергеевна, — запыхавшись, я вылетела из-за угла, заметила, позвала.
Она обернулась и опять пригрозила:
— Москвина, лучше не вынуждай меня!
— Что? — я добежала, голос срывался.
Вера Сергеевна выдохнула, огляделась, нежелательных свидетелей не обнаружила и прошипела, глядя мне в лицо:
— Хочешь знать, за что я тебя ненавижу?
— Да, — твердо отозвалась я. Лучше выяснить причину и попытаться разобраться в конфликте, чем пребывать в неведении и мучительно гадать.
— Твоя мать, — буквально выплюнула она.
— Вы ее знаете? — нахмурилась я.
— Да, мы с Олесей были подругами! — фраза дышала ненавистью, заставляя строить догадки, и я выбрала одну:
— И? Моя мама увела у вас парня?
— Парня? — на Петровскую стало страшно смотреть, и я благоразумно отступила. — Я любила Лешку!
Я оторопела — одно дело предполагать, и совсем другое узнать точно!
— Вы были влюблены в моего папу?
Вера Сергеевна кивнула, прищурилась, ох, если бы взглядом можно было убить, я бы мертвой лежала у ее ног.
— Но вы же понимаете…
— Нет! Не понимаю! — в уголке ее рта показалась слюна. — Но радуюсь, что ее триумф длился всего пять лет! Я смеялась на его похоронах, ржала, как дура, смотря в глаза этой сучке!
— Вы говорите о моей маме! — яростно напомнила я, позабыв о том, где мы, и с кем беседую.
— Суч-ка! — по слогам повторила Петровская и медленно направилась к лестнице.
Глядя, как она удаляется, я мечтала о ее медленной и мучительной смерти.
Опомнилась, когда руку что-то обожгло!
— Ой! — разжала стиснутые до боли пальцы, ошалело рассматривая отпечаток медальона на ладони. — Что за черт?!
Подумать как следует мне не дали, снизу раздался истошный вопль, на который отовсюду стал сбегаться народ. Невольно пошла на звук и я.
Охнула, скрестила руки на груди, едва глянула к подножию лестницы. Там на полу, в холле главного корпуса нашего университета в неудобной позе, нелепо раскинув руки, лежала Петровская. Ее красная туфля на толстом низком каблуке валялась неподалеку, словно в лучших традициях какого-нибудь голливудского фильма.
— Что за шум? — раздалось громкое слева от меня, и, повернув голову, я узрела Надюшку. — Что с ней? — обратилась ко мне подруга.
— Мертва! — вместо меня ей ответил взбежавший по лестнице парень. — Шею себе свернула, — бросил на ходу и кинулся дальше, чтобы донести новость еще до кого-нибудь.
— Сама? — одурело вопросила в пустоту Надин.
— Нет. Это сделала я, — переводя растерянный взор со своей обожженной ладони на распростертое в холле тело, шепотом, больше себе, поведала я.