Она протиснулась в салон, обдав его ароматом дорогих духов. Он едва не взял ее за локоть. Ее недлинные с проседью волосы были схвачены на затылке широкой заколкой. Она опустилась на сиденье, и, придерживая полы пальто, перенесла в салон ногу в изящном черном сапоге, потом другую. Этим движением она растянула подол трикотажного платья или юбки, надетой под пальто. Зудину это показалось очень соблазнительным. Он закрыл дверь и сел в машину.
Она стянула с руки перчатку, привычным движением поправила на шее платок, достала из сумки зеркальце и посмотрелась в него. У нее были умные темные глаза, большой рот с подвижными уголками, чувственные губы, слегка тронутые розовой помадой. Она убрала зеркальце, закрыла на сумке «молнию», сняла другую перчатку и положила руки на сумку. Потом, вспомнив, ощупью нашла ремень безопасности.
— Я помогу.
Он повернулся, чтобы взять ремень. Рука у нее была горячая. Ему показалось, что она не убрала, а отдернула ее. Ее лицо было совсем близко. Она прижалась к подголовнику и, казалось, перестала дышать. Глаза, окруженные сетью морщинок, заметались, словно пойманные в силки, ушли в сторону, спрятались под дрожащими веками. Ремень лег на ее грудь, как косая ложбина меж холмов. Замок щелкнул, Зудин откинулся в кресле. Вздох поднял ее грудь, словно она не дышала, пока он был рядом с ее лицом. Колени двинулись под пальто.
Он почувствовал, как по венам пошла бродить кровь. Он посмотрел в зеркало и мягко тронулся. Напряженность растворилась в музыке, огнях, белых лентах дороги. Как она кончает? — подумал он, глянув на нее. — Как другие в ее возрасте, зажмуривается и орет, как будто ее режут тупым ножом?
— Вы здесь работаете или живете? — спросил он.
— Работаю. Вон в том здании.
— А что там?..
— Салон красоты. Я там хозяйка. А вы?
— Возле метро строится торговый центр. У меня там подряд.
— У вас своя фирма?
— Да.
— Строительная?
— Климатическая.
— Это как?
— Вентиляционное оборудование.
— И вы — хозяин?
— Да, — улыбнулся он.
Они свернули на Свободный проспект в сторону шоссе Энтузиастов. Пошел дождь, мелкими каплями просеиваясь на стекло. Зудин включил дворники.
— Я вас видел раньше.
— Где?
— Здесь, в Новогиреево. Причем, не раз.
— Мне кажется, я тоже вас видела.
— Меня зовут Роман.
— Меня — Нина.
Ее подбородок утонул в темных складках шелкового платка. Ремень был несколько туговат, она просунула под него большой палец и оттянула под грудь.
Дорога стала свободнее.
— Можете сделать вентиляцию в квартире? — спросила она.
— Вообще-то бытовая вентиляция не наш уровень, мы работаем с большими площадями, но, конечно, я могу прислать мастера.
— Какой кондиционер самый лучший?
— Хороших достаточно много, впрочем, как и плохих.
— Сколько стоит хороший кондиционер?
— Не знаю. Повторяю, мы работаем с промышленным оборудованием.
— А какой фирмы?
— Знаете, вообще-то я слабо разбираюсь во всем этом, — усмехнулся он.
Она посмотрела на него.
— Вы же сказали, что у вас своя фирма.
— Я договариваюсь и считаю деньги. Мое дело — бизнес, а вентиляцией занимаются подчиненные. Я пришлю толкового человека, он все сделает.
Он повернулся, и глаза их встретились. Возраст делал ее взгляд мягче. Она не сразу отвела глаза. Она ослабила на шее узел платка, коротким движением расстегнула две верхние пуговицы и вздохнула.
— Я хочу кое-что вам сказать…
Тихо, словно она ждала этого начала, она то ли согласилась, то ли спросила, глядя в окно:
— Да.
— Знаете, бывает, видишь кого-нибудь часто, может даже каждый день. Потом сталкиваешься с ним нос к носу и — как будто в первый раз. А все предыдущие разы ты не замечал его, как урну возле подъезда… А другого человека стоит увидеть лишь однажды, и он остается в памяти.
Проехав шоссе Энтузиастов, они вновь оказались в пробке.
— Как-то я видел вас на площади перед Перовским универмагом. Вы куда-то быстро шли, и вдруг остановились и обернулись. Вы смотрели назад и вверх, может быть на часы, не знаю. Ваше лицо было напряженным. Напряжение было во всей вашей фигуре, скрученной как пружина. Вы мне так и запомнились: напряженное лицо, передавленная талия, схваченная складками тесного платья. Лето, жара, а вы во всем темном и застегнуты на каждую пуговицу.
— Ну и чего в этом такого запоминающегося?
— Вы были очень красивы.
— Да будет вам.
— Какое резкое несогласие. Вы считаете себя некрасивой?
— Так я, конечно, не скажу, но, чтобы разглядеть красоту в какую-то секунду, в каком-то повороте… Что-то не верится.