— Я не хочу быть счастлива таким счастьем.
— Подумайте, если он любил вас по-настоящему, бескорыстно, разве теперь там, где нет пут, отягощающих нас в этой жизни, где нет эгоизма, ревности, зависти, всего, что не дает нам здесь быть свободными и счастливыми, разве может он там хотеть, чтобы вы страдали? Он лишь может хотеть, чтобы вы были счастливы…
— Уходите, — она двинулась вперед, словно вложила в это слово остаток воли.
— Я вижу, что вам больно, и вижу, что где-то глубоко в вас живет стремление к счастью, к простому человеческому счастью, но вы изо всех сил подавляете его. От этого все эти ваши длинные платья и застегнутые до горла пуговицы. Вы боретесь с собой. Но не хотите признать, что вы не виноваты. Вы не виноваты ни перед ним, ни перед детьми, ни перед собой. Дайте себе свободу и разрешите себе быть счастливой. Вы этого заслуживаете.
— Я вам в матери гожусь!
— Опять двадцать пять! При чем тут возраст? Я нравлюсь вам? — он напряженно следил за ней. — Хотя бы немного?
Она сдалась на одну секунду, чтобы снова взять себя в руки.
— Да.
— И вы мне нравитесь.
— Я старуха.
— Нет!
— Вам молодая нужна.
— Вы лучше молодых.
— Бросьте.
— Вы просто вдолбили это себе в голову.
— Нет, я просто вижу себя в зеркале.
— В зеркале? Пойдемте, я вам тоже кое-что покажу, — он поднялся над столиком, протянул ей руку, — в зеркале.
Она подняла на него глаза.
— Пойдемте, — повторил он. — Дайте руку.
Она знала, что не должна уступать, что должна быть твердой, но ее рука потянулась к нему. Она почувствовала его большую теплую ладонь и поднялась.
— Идемте, идемте, — он тянул ее в коридор.
Он подвел ее к зеркалу и стал за спиной. Она смутилась. Она увидела себя, растерянную, перетянутую складками платья, словно веревками по всему телу, ждущему освобождения, и его красивое, доброе, улыбающееся лицо.
— Что вы видите?
Ее темное платье с вывалившейся в кружево грудью показалось ей вызывающим. Стало стыдно за свое выпирающее во все стороны мясо.
— Я чувствую себя словно голая.
— Вот и хорошо.
Он осторожно, словно она была такой хрупкой, что он боялся ее сломать, взял ее за плечи.
— Если вам стыдно, значит, вы женщина. На самом деле в этом нет ничего постыдного, потому что мы такими созданы.
Он коснулся ее сзади. Она немного склонила голову набок, словно подставляя шею для поцелуя. Он провел по ее кружевам и положил руки на талию. Она повернулась к нему лицом, и он увидел, что она тянется к нему губами. Неожиданно она вздрогнула и отшатнулась.
— Вы должны уйти…
Он замер.
— Сейчас же! — простонала она.
Она задыхалась. Он повернулся к вешалке, чтобы взять куртку.
— Пиджак! — воскликнула она и быстро пошла в комнату.
Она взяла его пиджак дрожащими руками, которые готовы были предать ее в эту минуту, повернулась и столкнулась с ним. Он взял из ее рук пиджак и бросил на пол. Ее глаза молили, только он не стал разбирать, о чем; то ли, чтоб он ушел, то ли чтобы не уходил. Он взял ее за плечи и повалил на кровать.
— Нет! — выдохнула она.
Она пыталась вырваться.
— Не смей, — она высвободила руку и вцепилась ему в щеку.
Он терпел, хотя она сжимала изо всей силы.
— Укушу! — она рванулась, пытаясь дотянуться до него зубами, и раскрыла рот, как от боли.
Он положил руку на обе ее руки, сжал их. Она застонала, замотала головой. Ее большое тело напряглось, он почувствовал, как сжались ее бедра. Он прильнул к ней, распластался по ее телу. Ее волосы растрепались, закрыли лицо. Она попыталась сдуть их.
— Я хочу тебя, — прошептал он.
— Не здесь! — ее глаза наполнились слезами.
— Не здесь, не на этой кровати — плевать на все…
Она еще сопротивлялась, тело ее сжималось, как в судорогах, но лицо уже не дергалось, слезы катились по скулам. Он, ждал, когда желание победит ее. Сомкнул челюсти на горле жертвы и смотрел ей в лицо. Она устала. Он высвободил руку и положил ей на грудь. Она сглотнула, тело ее обмякло, отяжелело, она разомкнула губы и задышала совсем по-другому. Глаза скрылись за поволокой, и ушли под веки.
Глава VI
6
В четверг вечером он отправился в тренажерный зал. Раньше он занимался три раза в неделю. Потом работа и бабы сделали это затруднительным, и он стал ходить раз в неделю. Родители дали ему прекрасное тело — рост, пропорции, мужественные черты. Занятия плаванием укрепили его. Фитнесс был нужен, чтобы поддерживать форму. Мужественная грудь и плоский живот были чем-то наподобие второго лица, которое он открывал женщинам, когда расстегивал рубашку. Их глаза говорили, что он хорош, очень хорош.