Она уже доверилась ему, обхватила за шею. Он погладил ее широкие ляжки, впустил между ними пальцы, потом ладони и раздвинул их, поддавшиеся с последним, быстро иссякнувшим сопротивлением. Она жадно дышала, уставившись на него из-под полузакрытых век, требуя не останавливаться. Вместе с холмами грудей дышала долина, плодородная, влажная от росы.
Он стянул с нее лосины. Полные бедра распахнулись как крылья бабочки. Он дотронулся до полоски белья, погладил, словно у котенка за ушком, и почувствовал ответное движение, мягкий толчок навстречу. Он придвинулся, положил руки ей на бедра и погладил их, с удовольствием чувствуя ее прохладную кожу.
Она смотрела на его руки с каким-то мучительным сосредоточением, словно боялась, что он сделает ей больно. Ее тело отзывалось на каждое его прикосновение. Он снова погладил ее через трусы, она нетерпеливо двинула бедрами. Он продел в трусы пальцы и снял их. Она раздвинула ноги еще шире. Ему понравилось, как у нее выбрит лобок, над клитором была оставлена широкая полоска мягких светло-русых волос, только не вертикальная, а поперечная.
Он еще не видел такого совершенного тела. Он взял ее за бедра и притянул к себе, уперся в нее набухшей плотью. Она взяла его, плотно обхватив всей ладонью, и потянула в себя. Он удивился, какими сильными были ее пальцы. Она смотрела туда, где была ее рука, тревожно сдвинув брови, утонувшая в единственном, что имело сейчас смысл — подняться на вершину и броситься вниз. Он дал ее руке повести себя, пальцы разжались и их оголенные нервы соединились.
Он погрузился в нее, плотно, деталь в деталь в густом солидоле, придушил поцелуем и начал движение, медленное, сплавляющее их в одно существо, что живет только в наслаждении, стоит лишь замкнуть оголенные провода и потереться телами.
Он не сводил глаз с ее прекрасного лица, оно все было в движении. Веки опущены, брови изогнуты, губы открыты. Ей казалось, будто она пьет чудесный эликсир, и он течет ей в глотку, наполняет ее, распространяется с кровью по всему телу и лижет нервы, и бередит их.
Ей было хорошо-хорошо, она блаженно улыбалась, на ее лице под кожей подергивались мускулы от подбородка до лба. А он, сам доведенный до исступления, начинал поторапливаться, словно, пустившийся с горы, уже не мог ни остановиться, ни просто бежать, а мог только разгоняться быстрей и быстрей, чтобы взлететь или рухнуть.
Они взмокли, словно, взявшись за руки, долго бежали. Обдавали друг друга жаром через открытые рты. Она дернулась, задрожала, схватила его за ягодицы и прижала к себе, ее бедра задергались, выламываясь из таза. Она выгнулась и закричала. Каким прекрасным было ее лицо, зажмуренные глаза, изогнутые брови и круглый рот.
Его замутненное сознание охватила какая-то глупая радость, и последним усилием воли он успел вытолкнуть себя из нее. Он скорчился на ней и застонал, покрывая ее слизью, словно рожденный из нее. Прекрасные и сильные, как Адам и Ева, они отдали друг другу свои соки. Обессилев, его большое тело заскользило с нее, но она удержала его, обхватив за шею. Она вздохнула, и столько счастья было в ее вздохе.
— Тебе не тяжело? — прошептал он.
— Нет.
Прошло несколько минут, прежде чем она отпустила его, и он сполз на простыню. Она нашла его руку и сжала ее. Он ткнулся лицом в ее плечо и так лежал, не открывая глаз, вдыхая ее запахи, сочащиеся через кожу. Ему казалось, что нет в природе запахов приятней запаха этой молодой здоровой женщины. Глупые мысли полезли ему в голову, он вдруг с очевидностью понял, что ему нужна только она, потому что ни с какой другой ему не было так хорошо, так волшебно. Ему захотелось, чтобы она родила от него ребенка.
Он повернулся к ней, положил ее голову себе на плечо, обнял ее, посмотрел на ее отрешенное лицо, чмокнул в щеку и зарылся лицом в ее волосах. Все было безоблачно, лишь одна мысль появилась и сразу исчезла, как змея в траве. Как-то дешево обошлась ему эта богиня, почти задаром.
Потом она пошла в душ. Он услышал, как щелкнул выключатель, и зашумела вода. Он чувствовал, что отдохнул и не хочет спать. Он отлепил от себя присохший край простыни, и пошел в ванную.
Она вздрогнула, когда он отдернул шторку, застыла с намыленной мочалкой в руке. Он оглядел ее блестящее крутобедрое тело и переступил край ванны. Он взял у нее мочалку, положил руку на талию, и стал водить мочалкой по ее спине, по плечам. Она взяла свои густые волосы, также, всей пятерней — по-другому не умела, — подставила их под воду и посмотрела на него чистыми, словно омытыми глазами. На ее ресницах дрожали капли.