— Почему всем нравится Париж?
— Париж — великий город, может, это самый прекрасный город в мире, но прекрасен не только Париж, вся Франция прекрасна, и чем южнее, тем прекрасней.
— Понятно, отдыхать ты предпочитаешь заграницей.
— Я не предпочитаю заграницу, я отдаю ей должное.
— А где ты был в России?
— Питер, Карелия, Золотое Кольцо, Урал, Кавказ, Черное море, само собой. Но еще больше мест, где я не был, но хочу побывать.
— Например?
— Например, на Алтае, на Байкале, на Крайнем Севере, на Камчатке.
Они прошли перед зданием МГУ и повернули обратно. Фигурки студентов тонули в просторе площади.
— Где тебе понравилось в России?
— Везде, кроме Москвы.
— Почему такая нелюбовь к родному городу?
— Москва всегда была патриархальной, и должна была такой остаться. Из нее нельзя делать мегаполис, она перестанет быть Москвой.
— Но когда строились эти здания, — Ольга показала на университет, — они тоже не отражали дух Москвы.
— Они отражали нас, чем мы тогда жили.
— Ну и чем же?
— Мы строили коммунизм.
— Коммунизм — утопия.
— Но мы в нее верили. А Москва-Сити что отражает? Лондон? Йокогаму? Все это чужое нам. Стекло и бетон до неба — символ власти денег.
— Так строят сейчас по всему миру.
— Заложите новый город и постройте в духе времени, если так надо. А Москву надо было оставить в покое. Как Питер. Но теперь уже поздно об этом говорить. Питеру повезло, он остался самим собой.
— Ты пессимист.
— Нет!
Он перебежал с тротуара на площадь, распластал руки и задрал лицо вверх.
— Как же здорово! Здо-ро-во!! — крикнул он.
Несколько парней и девушек обернулись в их сторону. Зудин сиял улыбкой.
— А ты говоришь — пессимист. Тебе не хочется порадоваться со мной на пару?
— Я не проявляю радость так бурно, — пробормотала она. — На нас смотрят.
— Ну и что. Мне так хорошо, что я не могу держать это в себе.
— Тебе всегда здесь так хорошо?
— С тобой — особенно…
Он посмотрел на нее с каким-то мальчишеским задором, подбежал, подхватил на руки и закрутил.
— Что ты делаешь? — крикнула она.
Он остановился, чмокнул ее в щеку, посмотрел в ее распахнутые от удивления глаза и поцеловал в губы. Он ждал ответного движения, но она сжала рот. Он снова закружил ее, понес по тротуару, вытянув вперед счастливое лицо. Потом неожиданно свернул в сторону и понес под яблонями, утопая во влажной земле. Она сдавила его шею, словно он нес ее через реку.
— Ты куда?
— Сейчас, подожди…
Ее тело сводило его с ума, упруго-податливое, тяжелое, но его рукам было не тяжело. Он чувствовал, как оно одновременно и боится и хочет его рук. Она задыхалась, смотрела на него, не мигая, а в стеклах очков плясали озорные блики. Он поставил ее под яблоней, покрытой бледными, едва распустившимися листочками.
— Ты… чего?.. — она искала ответа в его глазах.
— Тихо… — прошептал он.
Он взял ее за плечи и хотел поцеловать, но она отвернулась, и так стояла перед ним, стремясь к нему грудью и пряча лицо. Он погладил ее по спине, по талии, положил руку на попу и поцеловал в шею. Она вздрогнула, задышала, и он стал осыпать ее поцелуями, плечо, шею, щеку, подбираясь к губам. Она снова дернулась, на этот раз сильней, он хотел удержать ее, но ударился о сук. Она отбежала на несколько шагов и смотрела на него, испуганная как лань. Он тер ушибленное место и улыбался.
— Сумасшедшая!
Она не могла унять дыхание, ее волосы растрепались и упали на плечи. Она была похожа на необъезженную кобылицу, длинноногую, крутобокую, с вздыбленной гривой. Он подошел и протянул руку. Она хотела не даться, но он схватил ее за плечи, прижал к себе и стал искать губами ее лицо. Она крутила головой, пыталась вырваться, но не кричала.
Он сгреб ее, обхватив одной рукой ее локти, а другой негрубо, но настойчиво повернул ее лицо к себе. Она смотрела на него своими черными, будто оправленными в стекло глазами, а он смотрел на нее своими голубыми, как молнии. Он дотронулся до ее сомкнутых губ, дотронулся еще, обнял их губами и не отпускал, пока они не разомкнулись. Она перестала бороться и прижала к груди руки. Ее неумелый рот жадно отвечал на его победную ласку.
Он открыл глаза. Ее веки дрожали. Очки немного съехали. Ноздри трепетали, не в силах совладать с дыханием. Ее лицо было свежим, как у маленькой девочки. Ресницы разомкнулись, она увидела, что он смотрит, и оттолкнула его. Она несколько секунд не сводила с него взгляд, открыв красивый влажный рот, и вдруг повернулась и побежала. Остановилась на тротуаре и уставилась на свои испачканные кеды. Он вышел на тротуар и стал топать, обивая с ботинок комки земли.