— Есть салфетка? — спросил он.
— Влажная.
— Все равно.
Она достала из сумочки салфетки. Он нагнулся и стал очищать ее кеды.
— Спасибо.
— Что за выходки? — сказал он с улыбкой, когда поднялся.
— Это… несерьезно.
Он засмеялся.
— Ладно. Все нормально. Пошли гулять.
Он выставил локоть, предлагая взять его под руку, но она отказалась. Они шли рядом, не касаясь друг друга. Он смотрел на нее. Она уже не сердилась, но выглядела смущенной.
— Хватит дуться, — сказал он.
— Ты сумасшедший.
— Это ты виновата, ты сводишь меня с ума.
Она покраснела. Он хотел взять ее руку, но она не дала. Несколько минут они шли молча.
— Почему ты ведешь себя как ребенок? — сказала она, наконец.
Вопрос был до смешного нелепым. Зудин рассмеялся.
Они пришли на смотровую площадку. Ольга положила руки на гранитные перила и посмотрела вдаль. Налетел ветер, растрепал волосы. Она обняла себя за плечи и зябко поежилась. Вязаная кофта была теплой, но не защищала от ветра. Столько женственности было в ее озябших плечах, сильных и хрупких одновременно.
— Холодно? — спросил он.
— Здесь всегда ветрено.
Он обнял ее, закрыл собой от ветра, взял ее похолодевшие руки в свои.
— Ты сказал, что тебе не нравится Москва-Сити. Смотри, вон Москва-Сити, маленький островок, а все остальное — Москва, такая же, как и раньше.
— Москва — там, далеко, а ты — рядом. — Он убрал с ее щеки темную прядь, завел за ушко с маленькой аккуратной сережкой, и поцеловал в щеку. — Не хочу думать ни о чем кроме тебя.
— Не надо, — поежилась она. — Здесь люди.
— Здесь ты…
Он лепил на ее кожу поцелуи как лепестки, она больше не сопротивлялась и принимала его ласки, купаясь в них как в лучах славы, подставляя им шею, лицо. Он собрал ее волосы, поднял к затылку и поцеловал ее в пушистые волосы, потом ниже. Ей было неловко, и она закрыла глаза, чтобы никого не видеть. Она мечтала о ласках, но не представляла, что они так чудесны. Она держала его руки на животе, не пуская на грудь.
На них обратил внимание пожилой иностранец и перевел камеру с Лужников на ее лицо, на котором алели пятна первой, еще девственной чувственности.
Они не заметили, как солнце заволокло тучами, как голубое затянуло серым, и очнулись только когда на них упали первые капли дождя. После поцелуев, как после сна нужно время, чтобы вернуться к действительности. Они оглянулись. Смотровая площадка быстро пустела. Торговцы закрывали свои лотки пленкой.
Дождь превратился в поток. Зудин схватил ее за руку и они побежали к деревьям. Они стали под дерево, но листва только распустилась и была слабой защитой от дождя. Зудину было нечем ее укрыть. Ее продрогшие груди смотрели на него через мокрое платье.
Дождь кончился также неожиданно, как начался. Они промокли до нитки; на ресницах дрожали капли воды, они улыбались и тянулись друг к другу мокрыми лицами. Он прижал ее к себе, чтобы хоть немного согреть, и услышал ее юное сердце.
— Пошли. Пора.
— Пошли, — кивнула она.
Он взял ее за руку, и они пошли к высотке. Солнце засверкало в молодой зелени и в мокром асфальте. Они шли прямо по лужам и держались за руки. Дождь сделал их словно нагими, одежда прилипла к телу, но они не чувствовали холода.
Глава XII
12
Зудин проснулся от того, что в ванной шумела вода. Ромашка уже проснулась. Он открыл глаза. Спальня была наполнена интимным полумраком, шторы опущены. Ромашка вернулась в спальню и включила телевизор. Было приятно смотреть на ее утреннюю красоту, укутанную в махровый халат. Она села на край кровати и стала собирать волосы к затылку, двигая круглыми локтями, собрала и заколола в хвост. Края халата оттопыривались, оголяя ее свежее блестящее тело.
Ему захотелось. Она нагнулась, разглядывая свои ноги. Он схватил ее и повалил на себя.
— Пусти!
— Я хочу тебя…
Она поправила халат и посмотрела на него. Он взял ее руку, которая показалась ему безвольной.
— Я боюсь, — сказала она.
— Чего?
— Что ты изменился ко мне.
— С чего ты взяла?
— Из-за нее.
— В смысле?
— Мы же…
— Стой, — он откинул с себя одеяло, сел и, положив локти на колени, сцепил пальцы. — Она что-то для тебя значит?