— Кто у телефона? — спрашивает Кон якобы усталым голосом.
— Смотритель подследственной тюрьмы…
— Говорит обер-полицмейстер Майер.
— Слушаю, ваше превосходительство!
— Не позже как через час… к вам явится жандармский ротмистр фон Будберг… с моим предписанием. К этому времени должны быть подготовлены… к отправке в Десятый павильон Варшавской цитадели… следующие заключенные… Запишите точно фамилии.
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
Феликс медленно, иногда повторяя фамилию по нескольку раз, диктует.
— Записали?
— Так точно, ваше превосходительство!
— Прочтите.
Смотритель перечитывает фамилии десяти смертников. Все точно.
— Действуйте без промедления. К приходу команды все должно быть готово. Приготовьте тюремную карету. Конвоя не надо. Ротмистр приведет свой конвой. Все ясно?
— Так точно, ваше превосходительство!
— Чтобы задержки не было.
— Слушаюсь! Все будет исполнено в точности!
Феликс бросает трубку, скатывается по лестнице и летит на Иерусалимскую.
— Все, товарищи! Вас ждут.
«Фон Будберг» хорошо поставленным голосом, с немецким акцептом, командует (он уже входит в роль):
— Строить команду!
Марцелий, на мгновение приняв стойку «смирно», в свою очередь командует:
— Выходи строиться! Живо! Живо! Построились, Марцелий докладывает:
— Команда построена, ваше высокоблагородие!
«Ротмистр» негромко приказывает:
— Шагом марш!
Пошли. Цок. Цок. Цокают подковки сапог. Над отходящей ко сну Варшавой густо высыпали в высоком темном небе белые осенние звезды. Свет фонарей полосами пронизывает ажурную листву еще не облетевших лип, дубов, ясеней, тянущихся вдоль аллей. Над черной линией крон провалы окон: варшавяне рано укладываются спать. На улицах редко где метнется за угол прохожий.
Чеканя шаг, размеренно-быстро движутся по середине булыжной мостовой. Впереди рубит почти строевой шаг товарищ Юр — он же «ротмистр фон Будберг». За ним, отстав на два шага, — товарищ Марцелий. За старшим команды — в колонне по двое печатают шаги нижние чины.
О чем думают они сейчас? Да и думать-то особенно некогда: вот уже темнеет высокая каменная стена, над которой виднеются два ряда окон тюрьмы под козырьками. Белеют каменные столбы железных ворот, по обе стороны от которых два одноэтажных здания — канцелярия.
У ворот уже ждет старший надзиратель: Юр отдал ему пакет.
Ворота отворились, команда вошла, и за ней снова с лязгом щелкнул замок. У канцелярии увидели тюремную карету с кучером на козлах. Каждый невольно подумал: раскроются ли ворота снова? И когда?
— Быстро смотрителя! — приказал Юр надзирателю.
— Он ждет вас в канцелярии, ваше высокоблагородие…
«Не ловушка ли? — мелькнуло было в голове. — Впрочем…»
Но на размышления времени уже нет. Спокойно вошел в канцелярию:
— Готово?
— Так точно, — немного громче, чем следовало, отвечает смотритель и отдает приказание старшему надзирателю: — Выводи арестованных. — И снова к «ротмистру»: — Его превосходительство уже телефонировал мне…
— Знаю. Пошевеливайтесь.
— Уже выводят.
— Бумага о сдаче арестованных заготовлена?
— Так точно.
— Давайте.
Взял у смотрителя бумагу, вышел. Арестованных построили в коридоре. Стал пересчитывать;
— Один, два, три…
— Прикажете ввести в канцелярию?
— Не надо. Ведите прямо во двор.
Вернулся в канцелярию. В графе «сдал» расписался смотритель, в графе «принял» — «ротмистр фон Будберг».
Простился со смотрителем, вышел во двор.
Арестованных уводили поодиночке.
Все шли покорно. Только один, выйдя во двор, все оглядывался, искал щели. Старший команды — Марцелий — схватил его за шиворот, крикнул:
— Ну-ну, смотри у меня!
Подошли смотритель тюрьмы и «фон Будберг».
— Буйные есть?
— Есть и буйные.
— Иванов! — голос слегка дрожит от предельного нервного напряжения.
— Слушаю, ваше высокоблагородие! — подскочивший Марцелий вытягивается в струнку и берет под козырек.
— Пять конвойных внутрь кареты, двое на козлы. Ты и еще двое — сзади.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие!
— Я поеду вперед и буду ждать у ворот Цитадели.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие!
— Трогай.
Ворога растворились. Карета выехала с тюремного двора.
Феликс Кон и Зофья, проводив «команду», простились с хозяевами квартиры и тут же уехали на другую, куда должны были стекаться все сведения о ходе операции.
Долго не было никаких известий, наконец в половине первого ночи внизу на лестнице послышались торопливые шаги. Дверь распахнулась. Вбежал совершенно обессиленный Юр и крикнул с порога:
— Все удалось!
Феликс и Зофья кинулись его обнимать. Юр тут же сбросил ротмистрскую форму, сказал:
— Извините, товарищи, я очень устал. — И ушел. Его, конечно, не задерживали.
Тюремный кучер хорошо знал дорогу к Цитадели. Далеко ехать с ним было нельзя. Когда отъехали от тюрьмы за два квартала, Марцелий крикнул ему, чтобы остановил лошадей.
— Чего там? — недовольно спросил кучер, натягивая вожжи.
— Что-то с колесом.
Кучер слез на мостовую, наклонился к колесу. В этот момент спрыгнувшие с козел «полицейские» связали его и кинули в карету. И только тогда сидевшие внутри рабочие объяснили ничего не понимающим арестованным, что их выкрали из тюрьмы.
Все это заняло несколько минут — не больше. Лошадей погнали за город, к хутору товарища Стефана, который встретил карету у забора и сообщил, что ничего подозрительного в округе нет. Открылись ворота, загнали карету, сняли шинели, переоделись в приличную одежду, хранившуюся у Стефана, и стали прощаться. Марцелий сказал:
— В кармане каждого пальто есть адрес, где каждый из вас дойжен укрыться. Хозяева квартир — железнодорожные рабочие. Когда представится возможность, они отправят вас за границу.
Все, один за другим, разошлись.
Стефан, выполняя задание Зофьи, продолжал наблюдать за развитием событий. Рано утром хозяин дома увидел валявшиеся на земле шинели, погнал коня к околоточному. Тот, не мешкая, доложил приставу. Пристал, в свою очередь, — жандармскому полковнику и, разглядывая шинели, все сокрушался:
— И надо же было этому случиться именно в моем участке!
И вскоре к месту происшествия подлетела тройка. Из пролетки выскочил жандармский полковник. Увидел карету. Крикнул:
— Сорвать замок!
Стражники открыли карету, выволокли оттуда кучера, вынули изо рта его кляп, немного отдышавшись, он все рассказал.
— Ах ты, каналья! — кричал полковник. — В сговоре был! Арестовать!
Тройка, заливаясь бубенцами, полетела в город. Обер-полицмейстер принял полковника тут же.
— Можете не трудиться с докладом, полковник, — сказал Майер не столько с досадой, сколько в смущении. — Я эту новость знаю уже несколько часов…
Дело в том, что смотритель, когда уехала карета с осужденными к смертной казни, вдруг почувствовал какое-то неосознанное беспокойство. Потом, перебирая в уме все мелочи передачи арестантов «ротмистру фон Будбергу», он стал припоминать какие-то детали, которые вроде бы не согласовывались в чем-то, пусть в самых малостях, с привычным ритуалом подобной процедуры.
Смотритель снял телефонную трубку, и, чувствуя, как обмякает его тело, попросил соединить его с их превосходительством господином Майером.
— Простите за беспокойство, ваше превосходительство! Но я считал своим долгом доложить вам, что ваш приказ выполнен в совершенной точности…
— Какой приказ? — спросил Майер, обозленный тем, что его оторвали от ласк обожаемой супруги.
— Об отправке в Цитадель осужденных к смертной казни злоумышленников.
— Да вы рехнулись! — вскричал Майер. — Не смейте отлучаться! Я сейчас буду на месте.
Майер появился через полчаса в окружении целого взвода полицейских чинов.
— Где заключенные? — рявкнул Майер.