Она кончила его мыть и, бросив комок кружева в воду, тихо поднимает к нему глаза.
— Сними свое платье, — произносит он.
Она глубоко, с облегчением вздыхает, в ней больше нет страха, в душе удивительная ясность — она не покорилась, нет, она просто приняла свою судьбу.
— Адам… — шепчет она.
Ей хочется спросить: «Кто ты?»
Но в ночь надо вступать смело и не задавать никаких вопросов. Не нужно думать о том, что тебя ждет, нужно верить.
— Приди ко мне обнаженной, — раздается в темноте его голос.
Мир без конца и без начала. За вересковыми пустошами холмистого вельда, за густыми зарослями эрики и протеи начинается девственный лес: покрытые плющом и длинным седым мохом, перевитые лианами буки и бамбук, африканский орех, капский каштан, подокарпусы, могучие древние атласные деревья, которые живут уже не одно тысячелетие. Широкий вельд прорезан множеством оврагов, по дну их текут речки с большими тихими заводями и пенными порогами, овраги такие глубокие и узкие и склоны их покрыты такой густой растительностью, что солнце никогда не пробивается вглубь.
Овраги идут до самого моря, где материк резко обрывается. Можно выйти к морю и поверху, и тогда вы неожиданно окажетесь на краю обрыва и увидите под собой темно-красные стены в узорах желтых и зеленых лишайников, причудливо иссеченные ветрами и дождем, с темными зевами пещер, а еще ниже — первозданный хаос валунов и торчащих из земли корней, узкую полоску пляжа, мелкую гальку, песок.
Вы слышите могучий рев волн, разбивающихся о скалы, плеск и журчанье воды меж камней и в подземных гротах, слышите лай бабуинов на вершине обрыва среди деревьев, грозный клич морского орла, крики чаек.
Вы видите море в его изначальной простоте, волна бежит за волной, оно то поднимается в приливе, то опадает, как ровно дышащая грудь. Плавно клонятся под ветром макушки деревьев. По мокрому песку к воде зигзагами бегут испуганные крабы, по камням скачут зайцы, в небе парят несомые ветром чайки.
Они идут по белому пляжу возле своей пещеры, у самой кромки воды, там, где лопается с шипеньем пена, оба обнаженные. Давно ненужное ей, лежит в их пещере свернутое в узел зеленое платье. Тело ее в щедрых лучах предосеннего солнца кажется совсем коричневым, и все-таки она светлее, чем он; ее каштановые волосы распущены по плечам, на маленькой бронзовой груди темнеют плоские нежные соски. Она вдруг вбегает в мелкую воду и брызжет на Адама, он кидается к ней, она ускользает. Он устремляется за ней в погоню. Она бежит прочь, ее длинные ноги так и мелькают, но наконец он все-таки ее догнал, схватил за талию и повернул к себе, они падают в песок, барахтаются, смеясь, стараются вырваться, катаются, пока их не накрыла небольшая волна, тогда они испуганно вскакивают и смеются до слез — дети.
— Пить хочется, — говорит она, еще не отдышавшись от борьбы, и откидывает с глаз мокрые соленые волосы.
— Пойдем к заводи, хочешь?
Заводь лежит за грядой скал, отгораживающих маленькую бухту от моря, вверх по реке, за широким бурным устьем. Вокруг заводи валуны, заросли папоротников, саговника, мох; если притаиться, можно увидеть, как в зелени мелькнет красно-зеленый попугай.
Вода в заводи холодная, но все же теплее, чем в море. Элизабет ложится на камень и пьет, потом поворачивается на спину и глядит на Адама.
— Ты весь в песке.
Она старательно и нежно смывает с него песок — застенчивый ритуал любви. Потом он смывает соль и песок с ее прекрасного, не стыдящегося своей наготы тела.
Он протягивает ей руку, чтобы помочь перебраться через камни, и вдруг видит, что мимо них, быстро и бесшумно, прямо по ее ступне ползет змея, блестящая, ярко-зеленая. Повинуясь инстинкту, он мгновенно отталкивает Элизабет в сторону, она еще не успела выпрямиться, а он уже занес над змеей камень, миг — и широкая, плоская головка разбита, расплющена, течет кровь, в последний раз мелькает раздвоенное жало. Они зачарованно глядят на гибкое зеленое тело, оно свивается в кольца и корчится на земле, но вот от головы до хвоста волной прокатывается долгая последняя судорога, и тело затихает, ярко-зеленая чешуя на глазах тускнеет.
— Зачем ты ее убил? — говорит она. — Такую красавицу.
— А если бы она тебя укусила?
— Она ползла в заросли.
— Змея есть змея.
Притихшие, они перебираются через гряду валунов и возвращаются на свой пляж. У полосы песка она останавливается и говорит, показывая на что-то рукой: