В самом деле, ведь именно в эту пору вырастали, делались военными, политиками те самые мальчики, рождение которых совпало с высшим подъемом французских революционных событий. Присмотримся к ним.
Богатыри
"Сергей Муравьев-Апостол… ростом был не очень велик, но довольно толст; чертами лица и в особенности в профиль он так походил на Наполеона I, что этот последний, увидев его раз в Париже в политехнической школе, где он воспитывался, сказал одному из приближенных: «Кто скажет, что это не мой сын!»"
Наполеон рос быстрее, чем дети. Когда родился Матвей, он был еще простым артиллерийским офицером. При появлении Сергея — уже генерал, главнокомандующий в Италии. Пока Муравьевы жили в Гамбурге — повоевал в Египте и сделался первым консулом во Франции. Стоило мальчикам оказаться в Париже — и они попадают на коронацию императора Наполеона I. Отец, Иван Матвеевич, посол в Испании, находит, что Мадрид — захолустье, где детей по-настоящему "не образовать", и жену с детьми через Пиренеи отправляют в лучшие парижские пансионы. Уже в Париже появляется на свет седьмое дитя — Ипполит, с которым отец не скоро познакомится, ибо вскоре вернется в Россию.
Анна Семеновна Муравьева-Апостол (мать трех мальчиков и четырех девочек) — мужу Ивану Матвеевичу. Из Парижа в Москву. Письмо № 65
"Дорогой друг… Катерина Федоровна Муравьева упрекает меня за то, что остаюсь за границей, и пишет, что в Москве учителя не хуже, чем в Париже, и что скоро все поверят, будто ты сам не хочешь нашего возвращения, и таким образом я невольно поврежу твоей репутации. Однако разве не ясно, что я здесь не по своей воле? Меня связывают большие долги, обучение детей, пансион, больные ноги Матвея…"
Между Наполеоном и Россией началась война, русско-австрийская армия проиграла Аустерлицкое сражение.
Родственница Катерина Федоровна Муравьева выговаривает Ивану Матвеевичу и пишет его супруге, что негоже обучать детей на вражеской территории, сыновьям же Катерины Федоровны, десятилетнему Никите и четырехлетнему Александру Муравьевым, очень любопытно, как там поживают в бонапартовском логове троюродные братья Матвей, Сергей, Ипполит и девочки…
10 августа 1806 года, через 9 месяцев после Аустерлица, сквозь воюющие армии, прорывается из Парджа письмецо № 79: "Сегодня большой день, мальчики возвращаются в пансион" (первоклассное и весьма независимое заведение Хикса). Иначе говоря, окончились летние каникулы.
В связи с таким событием сыновьям разрешено самим написать отцу, и перед нами самые ранние из писем Матвея и Сергея Муравьевых-Апостолов, конечно, на французском.
Дети переходят из класса в класс под гром наполеоновских побед.
Замечают, что Сергей Муравьев похож на Наполеона, Пестель похож на Наполеона, герой пушкинской повести "Пиковая дама" Германн "профилем напоминал Наполеона". Но — странное дело — никто не находит, будто Муравьев похож на Пестеля!
Время было такое, что Наполеона искали в лицах и характерах — и конечно же находили… Но когда один из учеников господина Хикса задевает насмешкою Россию, Сергей кидается в бой, и враг отступает. Директор, как может, сглаживает противоречия: знатные русские ученики, дети известного дипломата, поднимают репутацию заведения, не говоря уже о 3500 ливрах (примерно полторы тысячи рублей) — годовой плате за двоих мальчиков.
* * *Пришел Тильзитский мир; летним днем 1807 года низенький Наполеон и длинный Александр обнялись на плоту посреди Немана. Россия и Франция в мире, дружбе. Париж наполняется русскими, которых так много, что Анне Семеновне кажется, будто "город скоро будет более русским, чем французским".
10 января 1808 года:
"Сережа работает очень хорошо в течение последнего месяца, его профессора очень довольны им; оба, Сережа и Матвей, начали заниматься по-русски. Посол граф Толстой разрешил одному из своих секретарей в пансионе трижды в неделю давать им уроки. Они от этого в восторге".
Итак, Матвей на пятнадцатом, Сергей на тринадцатом году знакомятся с родным языком. Позже Льву Толстому, размышлявшему над воспитанием многих русских революционеров, декабристов, покажется, будто все движение это занесено, завезено вместе с “французским багажом”, что оно не на русской почве выросло. Но затем писатель еще и еще проверит себя; художественное, историческое чувство подсказывало, что формула “декабристы — французы” слишком легкий способ отделаться от серьезных вопросов.
Поздно начинают учить русскому языку, но — “они в восторге”, и Анна Семеновна еще повторит в других письмах, даже с некоторым удивлением: “В восторге!” Откуда восторг? Во что перельется?
Первые слова, первые строки по-русски — для них очень значительное событие.
Мать — отцу. Май 1808 года:
“Прошлую неделю твой маленький Сергей был третьим в классе по французскому чистописанию, по риторике — наравне с мальчиками, которым всем почти 16 и 17 лет, а преподаватель математики очень доволен Сергеем и сказал мне, что у него хорошая голова; подумать только, что ему нет и 12 лет! Нужно тебе сказать, что он много работает, очень любит читать и охотнее проведет целый день за книгой, чем пойдет прогуляться; и притом он такое дитя, что иногда проводит время со своими маленькими сестрами, играя в куклы или вышивая кукольные платьица. В самом деле он необыкновенный!”
Позже учитель передаст матери, что Сергей способен “совершить нечто великое в науке”.
В эти дни Анне Семеновне случилось побеседовать с генералом Бетанкуром, главным директором путей сообщения в России, так сказать, представителем технической мысли. Разговор быстро переходит на мальчиков, и тут генерал говорит нечто совершенно новое для матери; вместо обычных советов — в какой полк или к какому министру лучше бы записаться — Бетанкур советует делать карьеру математическую:
“Он меня заверил, что опытных русских инженеров очень мало, и поскольку Сергей так силен в математике, ему следовало бы после пансиона окончить Политехническую школу. На все это надо еще лет пять, но получение в результате высшего технического образования было бы благом и для него и для отечества. Что же касается Матвея, то математика может сделать его артиллерийским офицером. Настоящее математическое образование можно получить только здесь. В России — трудно, или, говоря яснее, невозможно. Матвею к тому времени будет 20 лет, Сергею — 17”.
Точные науки, техническое образование… Будто голос из следующего века. И вдруг Сергей станет математиком, а потом, может быть, основателем школы — и послужит отечеству просвещением, наукой, изобретением, техническим прогрессом!
И разве не поймут позже, что прогресс шел с разных сторон: одни изобретают паровой двигатель, другие штурмуют Бастилию, третьи душат тирана, четвертые выводят формулы — и, может быть, все вместе, сами того не подозревая, с разных сторон подогревают, расплавляют громадную льдину древнего, феодального деспотизма?
Но такие мысли юному математику из пансиона Хикса пока и не снятся… Зато родители взволнованы: на одних весах — авторитет генерала Бетанкура, высокий престиж математики в стране Лапласа, Лагранжа, Араго. Немало! Но на другие весы кладется побольше; европейский мир неустойчив, призрачен, дальновидные люди уже предчувствуют 1812 год — пять лет во Франции не высидеть! К тому же если на Западе точные науки уже в “чинах генеральских”, то в России — даже не в офицерских (хотя подают немалые надежды!). На первом месте- политика, изящная словесность, философия; и, кстати, один из противников чрезмерного употребления математики — как раз отец, Иван Матвеевич, да еще с какими аргументами!