Мнение, что человек является всеобщим и единственным образцом разумных существ, постепенно (благодаря, между прочим, массовой кинопродукции, обладающей сейчас практически неограниченными возможностями в области спецэффектов) становится пережитком. В своих книгах почти сорокалетней давности я не выступал против тезиса о космической универсальности человека, несмотря на то, что уже тогда во мне начала созревать концепция нашей локальной случайности. Сейчас же я готов приступить к радикальному ревизионизму антропогенетических предпосылок разума. И дело даже не в том, что если бы метеоритный катаклизм шестьдесят пять миллионов лет назад и его сейсмические и климатические последствия не погубили почти совсем пресмыкающихся (динозавров), то огромная брешь, возникшая в то время в биосфере, благодаря видообразующей радиации не была бы заполнена млекопитающими, гоминоидами, антропоидами и, наконец, гоминидами. Впрочем, юрский катаклизм, который низложил пресмыкающихся, отнюдь не был единственным в истории Земли. Значительно более ранний, в пермский период, с силой геноцида истребил около девяноста процентов всего, что четверть миллиарда лет назад жило на Земле и в ее океанах. Для того, чтобы разобраться в процессе появления животных на нашей планете, следует отступить далеко назад в глубину миллиардов лет. Ни одно из современных животных не смогло бы тогда ни минуты жить на нашей планете, потому что лишенная кислорода атмосфера была бы для них ядовитой. Растительно-животная прелюдия начиналась с прокариотов, таких как цианобактерии, которые в результате обмена веществ выделяли в атмосферу кислород. Жизнь, поддерживаемая в ходе дарвиновской эволюции и возникновения видов, практически полностью возможна благодаря процессам окисления, поэтому я раньше говорил, что она была «холодным горением». Наше представление об эволюции как о постоянном прогрессе сегодня в значительной мере подверглось критическому пересмотру. Биосфера, на заре жизни создаваемая ядерными и безъядерными одноклеточными, представляла как бы планетарную и, следовательно, мощнейшую систему генетического обеспечения безопасности жизненных процессов. Это потому, что бактерии, полностью лишенные мозговой массы, кровообращения и даже частично независимые от наличия кислорода, как, например, фотосинтезирующие водоросли, на протяжении миллиардов лет служили для сокрушаемой геологическими и космическими катаклизмами жизни своего рода трамплином, гарантирующим усложнение, способное, благодаря нуклеотидной игре, достичь небывалого разнообразия форм и размеров организмов. Вместе с тем, однако, зависимость, которая преобладала в животном мире, имела двойной характер - невральный и кровеносный. Носитель кислорода, каковым является гемоглобин, распространялся и переходил (второстепенные исключения опущу) из одного ряда в другой, так что не было и нет животных абсолютно бескровных. Хотя организмы небольших размеров способны сохранять жизнь при почти полной остановке тканевого обмена, несущая им кислород, наряду с иммунитетом к вторжению паразитов, жидкая субстанция - кровь - никогда не может остановиться в вечном своем обращении. Как хорошо известно, мозговые центры, отрезанные от снабжения кислородом через кровь в течение шести минут, погибают. Кровь, доставляющая окислители, и невральные электрохимические импульсы составляют целую эпопею земной жизни.
Мне всегда казалось, хотя я не смог бы это точно доказать, что сам способ, тактика возникновения жизни на Земле, идущая от прокариотных зачатков вверх, к эвкариотам значительных размеров по отношению к микроорганизмам, от которых они произошли, должна быть ограничителем видообразующего разнообразия. Хлорофилл растений и кровь животных должны были распространиться повсюду на суше, в воде и в воздухе. В настоящее время очень многие эволюционисты считают, что движущие силы видового многообразия не подчиняются неким единым концепциям «прогресса», что хотя Дарвин был прав, но вместе с тем комплексная сложность устройства организмов, особенно многоклеточных, не является доказательством нарастающих в течение миллионов лет прогрессивных тенденций, а вероятнее всего виновником этого является целая система причинно-следственных связей. Формирующаяся на Земле жизнь изменяла состав атмосферы и приводила к отложению останков, прессующихся в породы и донные океанские отложения, в свою же очередь орографические, горообразующие, сейсмические процессы, а также переменность излучения центральной звезды, которая создала и сделала возможной жизнь, - это были огромные, сообща борющиеся силы. Поэтому в таком подходе я считаю слишком идиллическим довольно модное в последнее время представление о жизненесущей Гее.
В последнее время, благодаря тщательному изучению и отбору многих миллиардов нуклеотидов, сложенных в геномы, предприняты проекты автоэволюционного усовершенствования человека. Они не могут ограничиться различными компиляциями, слежением за развитием, вытеснением «плохих генов», поскольку это потребовало бы в миллионы раз более сложной работы, чем разделение на отдельные кирпичики и камешки какого-нибудь большого готического кафедрального собора для того, чтобы из таких разрозненных элементов построить что-то абсолютно другое - например, амфитеатр. Следовало бы отойти не к стадии гоминоидов и даже не тероподов, а прямо к древнейшим рыбам вроде латимерии (вид которой насчитывает несколько сот миллионов лет и сохранился до сегодняшних дней). Если бы мы должны были решиться на небожественное создание разумных существ, опекаемых созидающей волей, лишенной зла, то следовало бы просто заменить то эволюционное древо, из ветви которого мы выросли, каким-то абсолютно другим, и сотни миллионов лет ждать почти райского плодосбора разума. Многие современные эволюционисты (биологи) считают прогресс, особенно тот, который вовсю начался четыреста миллионов лет назад, нашим заблуждением - по их мнению, эволюция является самоусложняющимся танцем генов, но вовсе не прогрессивно самосовершенствующимся. Выживают существа, которые могут лучше, чем другие, приспосабливаться к существованию в не всегда благоприятных условиях в атмосфере, в воде и на суше.